— Ты что, пьян, Робертс? — отрывисто спросила она, инеожиданно буйство красок и ощущений исчезло из мира, и снова это была лишьГаррисавеню, тонущая в прекрасном, солнечном осеннем утре.

— Пьян? Я? Вовсе нет. Трезв как стеклышко, честное слово.

Ральф протянул ей руку. Миссис Перрин, которой было завосемьдесят, но выглядела она намного моложе, взглянула на его руку так, будтоРальф прятал в ладони игрушечную свистульку. «Меня не проведешь, Робертс», —говорили ее холодные серые глаза. — Меня не проведешь". Она снова ступилана тротуар без помощи Ральфа.

— Приношу свои извинения, миссис Перрин. Я не видел, кудаиду.

— Конечно, не видел. Ты витал в облаках, раскрыв рот, вотчто ты делал. Ты похож на деревенского идиота.

— Простите, — повторил он, а затем прикусил язык, чтобы нерассмеяться.

— Хм-м-м. — Миссис Перрин медленно оглядела его с головы доног, так придирчивый сержант осматривает шеренгу новобранцев. — Да у тебярубашка разорвана под мышкой, Робертс.

Ральф поднял левую руку. Действительно, его любимаяклетчатая рубашка порвалась. Через дырку виднелась повязка с засохшим пятнышкомкрови да еще и клочок волос, растущих под мышкой. Он поспешно опустил руку,чувствуя, как кровь приливает к вискам.

— Хм-м-м, — снова хмыкнула миссис Перрин, выразив этим все,что она хотела бы сказать о Ральфе Робертсе, не произнеся ни единой гласной. —Принеси ее ко мне домой, если хочешь. Как и остальное, нуждающееся в починке.Знаешь, я еще могу держать иголку в руках.

— Не сомневаюсь, миссис Перрин.

На этот раз почтенная леди окинула его взглядом, казалось,говорившим:

«Ты полнейший идиот, Ральф Робертс, но этого я поправить нев силах».

— Только не днем, — добавила она. — Днем я помогаю готовитьеду в приюте для бездомных, а потом участвую в раздаче в пять вечера. Этобогоугодное дело.

— Да, я уверен, что…

— В раю не будет бездомных, Робертс. Можешь рассчитывать наэто. И никаких разорванных рубашек, я знаю. Но пока мы здесь, надо смириться ипомогать, таков наш удел. — «И я прекрасно с этим справляюсь», — провозгласиловыражение лица миссис Перрин. — Приноси все требующее починки утром иливечером, Робертс. Без лишних церемоний, но не являйся ко мне после восьмитридцати. Я ложусь спать ровно в девять.

— Очень мило с вашей стороны, миссис Перрин, — произнесРальф и снова прикусил язык. Он боялся, что этот трюк скоро откажет; он илизайдется смехом, или умрет.

— Вовсе нет. Это христианская обязанность. К тому жеКэролайн была мне подругой.

— Спасибо, — сказал Ральф. — Ужасно то, что случилось с МэйЛочер, правда?

— Нет, — отрезала миссис Перрин. — Это милость Божья. — Иона пошла дальше, прежде чем Ральф успел вымолвить хоть слово. Ее спина былатак пряма, что Ральфу стало больно смотреть.

Ральф немного прошел вперед, но больше не смог сдерживаться.Он прислонился лбом к телеграфному столбу, зажал рот руками и рассмеялся какможно тише — смеялся, пока слезы не покатились у него по щекам. Когда приступ(именно таково было его ощущение — нечто типа истерического припадка) прошел,Ральф огляделся по сторонам. Он не увидел ничего, что было бы недоступновосприятию других людей, и это принесло облегчение. «Но оно вернется, Ральф. И тебеэто отлично известно».

Да, он знал, но это произойдет позже. А пока ему необходимопоговорить.

3

Когда Ральф наконец-то вернулся со своей необычной прогулки,Мак-Говерн, сидя на веранде, просматривал утреннюю газету. Уже сворачивая надорожку, ведущую к дому, Ральф принял внезапное решение. Он многое расскажетБиллу, но не все. Он опустит то, насколько сильно двое незнакомцев, вышедших издома Мэй Лочер, походили на инопланетян, изображаемых в бульварной прессе.

Когда Ральф взобрался на крыльцо, Мак-Говерн оторвался отгазеты.

— Привет, Ральф.

— Салют, Билл. Можно мне кое о чем поговорить с тобой?

— Конечно. — Мак-Говерн аккуратно сложил газету. — Вчеранаконец-то моего старого друга Боба Полхерста положили в больницу.

— Да? Мне казалось, это должно было произойти раньше.

— Я тоже так думал. Все так считали. Он обвел нас вокругпальца.

Казалось, ему становится лучше — по крайней мере, в случае спневмонией, — но затем состояние ухудшилось. Вчера около полудня у Бобанаступила остановка дыхания, и его племянница подумала, что он умрет прежде,чем приедет «скорая». Однако этого не произошло, и теперь его состояние сновастабилизировалось. — Мак-Говерн посмотрел на улицу и вздохнул. — Ночью умерлаМэй Лочер, а Боб продолжает цепляться за жизнь. Что за мир, а?

— И не говори.

— О чем ты хочешь поболтать? Ты наконец-то решил открытьсяЛуизе?

Хочешь получить отцовский совет?

— Мне нужен совет, но не по поводу моей личной жизни.

— Рассказывай, — бросил Мак-Говерн.

Ральф так и сделал, испытывая не только благодарность, но иогромное облегчение, увидев молчаливое внимание Мак-Говерна. Он вкратцеобрисовал ситуацию, уже известную Мак-Говерну, — инцидент между Эдом иводителем пикапа летом девяносто второго года, то, насколько речи Эда совпадалис тем, что он изрекал в тот день, когда избил Элен. Пока Ральф говорил, у негокрепло чувство, что все странные события, происходившие с ним в последнеевремя, каким-то образом взаимосвязаны, он почти видел эту связь. Он рассказалМак-Говерну об аурах, хотя и не упомянул о безмолвном катаклизме, пережитом имменее получаса назад, — так далеко Ральф пока не хотел заходить. Мак-Говерн ужезнал о нападении Чарли Пикеринга и о том, какую опасность предотвратил егососед, воспользовавшись баллончиком, полученным от Элен и ее подруги, но теперьРальф поведал ему кое-что еще — то, что утаил в воскресный вечер: он рассказало том, каким магическим образом баллончик оказался в кармане его куртки. Тольковот волшебником, по его подозрениям, оказывался старина Дор.

— Боже праведный! — воскликнул Мак-Говерн. — Сколько же тыпережил, Ральф!

— Немало.

— И много ли ты рассказал Джонни Лейдекеру?

Очень мало, хотел было ответить Ральф, но затем понял, чтодаже это будет преувеличением.

— Почти ничего. Есть и еще кое-что, о чем я умолчал. Нечтоболее… Более существенное. Связанное с событиями на нашей улице. — Он махнулрукой в сторону дома Мэй Лочер, перед которым стояли два бело-голубых«форда»-фургона с надписью «ПОЛИЦИЯ ШТАТА МЭН» сбоку. Скорее всего, это телюди, о которых говорил Лейдекер.