Дядя Уфук говорил тихо и размеренно, голосом таким же прохладным, как его рука. Его слова бальзамом ложились на рану в моей душе.

– На тебя, понятное дело, произвело впечатление внезапное заявление Ширин-ханым. Насколько верна ее история, мы тоже не знаем. Но выясним, не беда. А вот связь между тем, что Фикрет исчез на несколько часов, и самоубийством твоего прапрадеда существует только в твоем мозгу. И это показывает, что ты чем-то обеспокоена. Из всех возможных вариантов ты сконцентрировалась на самом плохом, на самом страшном, и это заставляет меня предположить, что ты находишься под воздействием тяжелого стресса. Скажи мне, может быть, тебя тревожит что-то еще?

Я беспокойно поерзала в роскошном дворцовом кресле. Что я могла сказать? Дядя Уфук, я влюбилась. Без памяти. По уши. Впервые в жизни влюбилась так сильно. Все, что было раньше, все, о чем я тебе рассказывала, было детскими играми. Теперь мне впервые нужен настоящий, взрослый мужчина. А я ему нисколько не интересна. Если мы не будем вместе, я провалюсь в бездонный колодец, разверзшийся внутри меня. Я безумно скучаю по нему. Еще вчера я о нем даже не думала, а сегодня мне кажется, что во всем мире меня никто не сможет понять, кроме него. Какая дикая глупость!

– Селин? Подними голову, посмотри на меня.

– Мм?

– Красавица моя, ты ничего не хочешь мне рассказать?

К глазам подступили слезы. Не могу, дядя. Не могу быть с тобой откровенной из-за того, что не знаю, что произошло между тобой и тетей Нур. Почему ты не придешь к нам переночевать? Почему не хочешь увидеться с женой? Расскажи мне об этом, тогда и я открою тебе душу. А нет – значит, нет.

Я покачала головой и проговорила сдавленным голосом:

– Нет, дядя, то есть Уфук. До сегодняшнего утра все было в порядке. А потом, когда пропал папа… Наверное, ты прав. Не знаю. Может быть, я попусту тревожусь. Но у меня на душе такое нехорошее чувство…

Слезы, катившиеся по моим щекам, падали в хрупкую фарфоровую чашку с золотой каемкой, смешивались с чаем «Английский завтрак». Ну и стыдоба. Еще и из носа течет, а салфеток нам не принесли. То есть принесли, но льняные, бежевые. Не хочу вытирать ими нос. Я не могла поднять голову.

Дядя Уфук встал.

– Пойдем-ка, Селин. Прогуляемся немного. Поищем твоего папу. Подумай, в какие уголки острова Фикрет мог пойти, чтобы отдохнуть и привести в порядок мысли?

Пока дядя расплачивался, я сбегала в туалет, умылась из позолоченного крана, высморкалась. И нос, глаза у меня были красные. Я не могла скрыть, что плакала, но все равно буду вести себя так, будто и не думала плакать. А дядя Уфук будет делать вид, будто не видел, что я плакала, и не замечает моих красных глаз. Мое смятение чувств будет идти рядом с нами, словно третий человек в компании, но мы не будем обращать на него внимания. Будем тащить его за собой, как груз. Мой груз.

Выйдя из отеля, мы свернули налево, в сторону квартала Низам, и продолжили удаляться от нашего дома. Пошли по тихой тенистой улочке за клубом «Анатолия». Из-за высокой стены детского сада при клубе раздавались веселые детские голоса.

– Куда бы нам лучше пойти, Селин? Если прямо наверх, там сосновый лес. Если двинемся дальше по улице Чанкайя, то можем заглянуть на мыс Дильбурну. Еще можно поискать в кафе «Ашыклар», но почему-то внутренний голос подсказывает мне, что твой отец удалился в какое-нибудь тихое местечко, где много деревьев. Не имеет ли смысл поискать его где-нибудь на Большом круге или в Виранбаге? Или, может быть, он спустился по какой-нибудь крутой тропке между скал и купается в море на ничейном безлюдном пляже?

– Пойдем в сосны. Поищем на холме Христа. Папе нравится тамошний монастырь. Если его там нет, вернемся через Дильбурну.

– Хорошо. Иди впереди, показывай дорогу. Ты здесь местная.

Над нами плыли розовые облака. Начинало вечереть. Наконец-то. Ну и длинный же был день! Дойдя до конца улицы, свернули налево, в лес. Внизу, где зеленые берега бухты заключали в объятия отблескивающее золотом море, виднелись особняки с башенками, лодки и яхты у причалов, пруды с красными рыбками в окружении садов…

– Уфук, как ты думаешь, а не мог ли папа один уехать на Хейбели или Бургаз и снять там номер в отеле?

– Это, конечно, возможно. Однако в праздничный день свободный номер найти сложно, если заранее не забронировать. Но если он планировал такую поездку, то зачем бы ему назначать ее на столетний юбилей Ширин-ханым? Почему тебе пришла в голову такая вероятность?

– Да так, просто. Увидела Хейбели и подумала…

Дома закончились. Теперь со всех сторон нас обступали сосны. Под ногами – хрусткие иголки, шишки и земля. Вокруг гуляет молодежь. У парней на уме – пообжиматься где-нибудь в укромном уголке, у девушек – как бы не дать своему ухажеру зайти слишком далеко. Ладно, идем своей дорогой. Вот и обогнали. Парочки шли медленно. Дойдут до какой-нибудь из разбросанных вдоль дороги спортплощадок и говорят: ах, как мы устали, нужно присесть. А потом начинаются обнимашки. Мы же с Уфуком, словно европейцы, шли быстрым спортивным шагом.

Дядя смотрел под ноги. Под его мягкими замшевыми полуботинками поскрипывали сосновые иголки. Нагревшиеся на солнце шишки источали аромат смолы. Сквозь деревья пробивался красновато-золотистый свет заходящего солнца. Очень красиво. Если бы дядя поднял голову, то мог бы увидеть мелькающее между соснами темно-синее вечернее море. Но он упорно шел, опустив глаза в землю.

– Селин, я хочу у тебя кое-что спросить. Нур ничего не говорила обо мне?

Я остановилась. В лицо ударили просочившиеся между стволами деревьев солнечные лучи. Я прикрыла глаза рукой и попыталась разглядеть дядино лицо.

– Что? О чем ты?

– Она ничего не рассказывала о нас, о нашей семейной жизни?

Я не могла поверить своим ушам. Дядя Уфук, взрослый мужчина, пытался расспросить меня о своей жене, словно робкий подросток – о девочке, которая ему нравится. Остановите Землю, я сойду! С ума. Это великое мгновение, когда Уфук Гюней обратился за помощью к Селин, надо запомнить. Дядя вдруг припустил вперед. Я бросилась за ним. Он быстро-быстро говорил:

– Ладно, не обращай внимания. Поищем твоего папу. Мне кажется, он сейчас сидит на этом холме, откуда открывается такой прекрасный вид, и медитирует.

Ну-ну. Меня не проведешь, Уфук! Я напрягала голову, пытаясь вспомнить, что тетя Нур говорила о своем муже. Ничего не