Турбиных», которую обычно пел Володя, аккомпанируя себе на рояле с гортензиями.

                   Сапоги фасонные,

                   Звездочки погонные,

                   По три звезды, как на лучшем коньяке.

                   Гей, песнь моя, любимая,

                   Динь-динь-динь —

                   Поручики шпорами звенят.

                   Сборы кончаются,

                   Парочки прощаются,

                   До чего короткая военная любовь.

                   Гей, песнь моя, любимая,

                   Буль-буль-буль —

                   Бутылочка зеленого вина.

3.80

– Ты спрашиваешь, с чего все началось?

Мы сидели с Клотильдой после той вечеринки с шампанским и очередной попытки собрать софт, способный обойти защиту «России всегда»: «Я сама участвовала в разработке защиты, а я свое дело знаю. Они еще и после меня херачили: нужно сто лет, чтобы сломать».

Все, кроме нас, разошлись. После шампанского мы взяли водку и выпили уже половину бутылки. Я захмелел, а у нее ни один глаз не изменился. С ее глазами вообще было что-то неладно: Баобаб говорил, что «они разные, как пресная и морская вода», и что «они то непроницаемы, то отдаются тебе». Но он не объективен: Баобаб был влюблен в Клотильду и, хотя их любовные отношения ограничивались одной давней ночью, продолжал надеяться на взаимность.

– Ты спрашиваешь, с чего все началось?

Клотильда ходила в цветных очках. Каждый день – в новых. Но в синих чаще всего. Круглой формы, как у Джона Леннона. Они ей чудовищно не шли. Все остальное у нее было идеально. Черные волнистые волосы с зелеными прядями. Самое частотное слово – «звенящий». Маленькие серебряные сережки с зеленым камнем. Какая-то окутывающая ее тайна – похоже, с каждым из изумрудных людей ее связывали отдельные сложные отношения. Даже Бобэоби относился к ней с неожиданной нежностью. Кажется, и с Баобабом, и с Аном у нее был секс. Впрочем, про Ана не уверен. И хотя никто мне не рассказывал, но по каким-то обмолвкам я понял, что она была влюблена в Володю, и этим многогранником скреплялась среди прочего компания изумрудных людей. С Клотильды вроде бы все Радио и началось.

– Ты спрашиваешь, с чего все началось?

Ан говорит, что она не читала других книг, кроме Хармса. Зато Хармса знала наизусть, им говорила и любовью к нему заразила всех остальных. Она играла на барабанах в группе «Joker James» (и так посмотрела на меня, когда я сказал, что название могло быть и получше, что я почувствовал силу притяжения Земли как никогда). Поэтому если она не говорила словами Хармса, то говорила фразами из песен своей группы. Чаще всего: «Послать все на хуй сразу и целиком».

У нее постоянно были какие-то романы. Она роскошно одевалась. Баобаб рассказывал, что, когда еще были открыты границы, она не вылезала из европейских секонд-хендов.

И она фантастически разбиралась в компьютерах и радиотехнике. Она была хакером, и ее существование опровергало теорию обобщений: Клотильда совсем не была похожа на хакера или сисадмина, как их себе представляли люди девяностых или нулевых.

Еще она любила водку и пила ее необыкновенно красиво.

– Ты спрашиваешь, с чего все началось? Наливай еще.

Она была язвительна и чаще всего изводила Баобаба. Именно она ему дала это прозвище. (Хотя Ан, как самостийный дендролог и официальный садовник Радио, говорил, что терминологически это неправильно: «Главная характеристика баобабов не рост, а размер, их ширина доминирует над их высотой». – «Спасибо, Ан, Баобаб, сделай что-нибудь со своей шириной, что ты как жена художника Миккеля Анжело, длинная-длинная, длиной в две комнаты?»)

Мишенью для нее была и религиозность Ана. Когда он ставил на Радио проповеди Антония Сурожского, обязательно вспоминала что-нибудь вроде рассказов о живых распятиях. («Вы знаете, Ан, одна монахиня решила убежать с рыцарем и перед побегом напоследок стала на колени перед распятием. А Христос с распятия сошел, вынул из руки гвоздь – и хопа-хопа, ка-а-а-ак пронзит им монахине обе щеки. Насквозь, Ан! А потом спокойно вернулся на крест. Ситуация!»)

С Бобэоби они делали периодизацию новейшей истории России через историю водки.

ОНА: Ладно, давайте. Вначале была «Гжелка». И «Гжелка» была у бумеров. Так?

АН: Не кощунствуйте.

БОБЭОБИ: Ок.

ОНА: Это «Норд-Ост», да?

БОБЭОБИ: Потом был «Флагман». Но он был дорогой.

ОНА: «Зеленая марка». Это типа середина нулевых, покупательский бум, второй срок?

БОБЭОБИ: Здрасьте. Хотя да, наверное. Тогда. Потом «Путинка». Это уже когда новенький президент вылупился.

ОНА: И что? Типа можно пить было, хотя и «Путинка»?

БОБЭОБИ: Да ты вообще еще не родилась.

ОНА: Ага, а пить уже могла.

БОБЭОБИ: Потом «Журавли», Болотная. А потом началась сумятица.

АН: При смене эпох слова меняются, и при смене слов меняются эпохи, языковеды эти смены видят. По словам, обозначающим водку, можно проследить исторические вехи.

ОНА: Боже. Это просто водка. И никакие эпохи не сменились, одно говнище с одним градусом. Вы со своими поэтическими образами непонятно как не попадаете под машины.

Как-то она сказала, что разгадала загадку Константинополя, контейнера, в котором я нашел старые письма. «Ты сказал, что он был похож на кита. Так ты, наверное, должен понять, что это был 52-герцовый кит. Он подает сигналы на частоте в 51,75 герц. А все обычные киты общаются на частотах 15–25 герц. Значит, его услышать никто из них никогда не сможет. При этом он все время свои сигналы подает – никому. Вот какой твой контейнер». – «И Радио наше тоже такое». – «Ага, только мы все время пытаемся к другим частотам подключиться. Но хуй. Ничего. У каждого поколения свой Афганистан».

– Ты спрашиваешь, с чего все началось? Наливай еще.

Когда я ее спрашивал, почему она стала хакером и почему ей не нравится то, что происходит вокруг, она сказала: «Почему? Чтобы сделать ветчину. Не отрежь себе палец». А потом добавила: «Кто-то же должен сказать мужикам, которые ходят по городу в камуфляже, что мы все равно их видим».

Она была из профессорской семьи, ушла из дома в четырнадцать лет, жила у подруг. Несмотря на протесты родителей, которых презирала, поступила в Бауманку. Но совсем скоро бросила, устроилась разработчиком в «Россию всегда», откуда тоже быстро ушла, прихватив все, что ей было нужно: «Гораздо интереснее чирикать сверху вниз на всех этих мудаков».

Когда вышел закон, по которому всех молодых людей на пять лет отправляют в армию или в монастыри на послушание, она научилась влезать в систему и подделывать людям документы, добавлять годы в паспортных данных, чтобы освободить их от повинности. И успела подделать несколько десятков паспортов, пока ей это не наскучило: «Каждый имеет право на личную утопию. А мы живем в