Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нечестно?
– Время медленных танцев прошло. «…Наступает вселенское зло, / и отряды зубастых влагалищ / неизбежно берут нас в кольцо». Надо не терять человеческий облик.
– Хорошо. А что будет, если вы научитесь проникать в радиоточку? Что потом? Тем более что это, кажется, совсем невозможно. Может быть, надо жить своей жизнью? Не ради чего-то, а просто так?
– Не знаю, я и не думал, что потом. Тем более если ты не веришь.
– И Ан, и Баобаб, и Клотильда – они ведь знают, ради чего, а ты?
«Фонд “Открытые возможности” откроет концлагерь-музей под открытым небом для малолетних узников, чтобы возить на глэмпинг школьников на патриотические выходные».
– Вот, опять Клотильда! Не в ней же дело. Ты вообще в них не веришь, да? Ты вообще видишь, что вокруг происходит? Понимаешь, что это как-то менять надо, сражаться с Жабой, разморозить время – совершить подвиг! А потом хоть на Марс – я слышал, можно такие билеты купить.
– Подвиг!
– Ты, наверное, просто хочешь петь, снимать кино.
– Нет, Мартын, я боюсь, что все, кто вокруг нас, кто ходит по улицам, уже мертвецы, просто не знают об этом. Но я про голову и сердце. Про мысли, чувства – про эту смерть. Не физическую. И хочу, чтобы мы успели, а не репетировали вымышленный подвиг.
Я вышел на кухню, чтобы узнать, почему так громко звучит радиоточка, а на самом деле – чтобы не ссориться страшнее. На кухне сидела Тамара и пила свой отвар.
– Здрасьте, проснулся принц!
«В городах-миллионниках продолжаются профилактические меры по выявлению и очистке школ от двенадцати- и тринадцатилетних пособников нацистов и антипатриотично настроенных детей».
Я снизил звук «России всегда»:
– Тамара, почему так громко?
– Да потому, что к тебе приходили. Участковый. Знаешь? Это который от слова «участие». Спрашивал про тебя. Я сказала, что тебя нет. И чтобы вас с твоей гусыней не слышно было, новости на громкость выкрутила.
– А что он хотел?
– Да ничего не хотел, а может, съесть тебя хотел. Говорит, плановый обход, экстремисты-оппозиционеры какие-то усиливаются, вот и опрашивают всех для профилактики. Я ему для профилактики чая особенного дала, он обмяк, подобрел. И уши чуток уменьшились, чтобы меньше слышал. Только чайник заварочный разбил, так обмяк, паскуда.
– Жалеть ты станешь, что родился на Божий свет.
– Что? Ты лучше схоронись где-нибудь хоть на время. Это небось про твоих новых дружочков разговор. Может, и ты засветился где. Может, не одна я голос узнала? Я тебя постоянно прикрывать не смогу. Схоронись, спрячься.
Я потоптался еще на кухне, глотнул ее отвара и вернулся в комнату к Мие. Не стал ей говорить про участкового. Она лежала, укрытая заячьей шерстью, и слушала мою запись про «список необходимого» Ана. Очень красивая.
– Что, у него правда самая настоящая подзорная труба? Можно звезды рассматривать со всеми счетоводами и лисами?
– Про лис не знаю, но звезды увидеть можно. А пьем мы с ним из скорлупок.
– А фонарщика можно увидеть, а лиса?
– Я серьезно. Ан – удивительный человек.
– Ты знаешь, что, когда переводили «Маленького принца», переводчики спорили: Лис – женского рода или мужского?
– А какая разница?
– От этой детали все меняется. Если это лисица, то она соперница Розы. А Нора Галь – это в ее переводе мы и читали – говорила, что Лис – это друг, Роза – любовь. Лис учит принца верности.
– Хорошо, Ан – это Лис. Он правда на него похож. Ты в изумрудных людей не веришь, а они все – герои книжек. Они и не такое рассказывают.
– Все на свете как герои книг, одни написаны, другие нет, какая разница.
– Понимаешь, они именно герои, что-то меняют.
– И? Все меняют.
– Ну нет. Я вот кто? Никто. Играю на аккордеоне на чужих праздниках, ставлю музыку на чужих праздниках, разношу чужие письма, прячусь от звуков за дедовским аппаратиком. Ты вот сама повторяешь, что я даже говорю с чужого голоса. А подвиг?
– Хм.
– Что за «хм»?
– Может быть, не нужно быть героем?
– Все хотят быть героем.
– А ты не думал, что в «просто жизни», в походе за молоком, в минуте перед прощанием совершаются подвиги, только про них твои книжки не пишут?
– Ладно, мне пора на Радио.
Помолчали.
Еще помолчали.
Я стал читать и рассматривать открытку, валявшуюся рядом с кроватью.
1.37
Посылаю Пакете приключения Рауля де Веласо, чтобы он развлекся, читая о знаменитых похождениях легионера. Я пошлю ему всю серию, но пусть он мне скажет, нравится ему или нет. В любом случае ему также отправятся Мальчик-с-пальчик, Шарло, и т. д.
Что я хочу, так это чтобы он пристрастился к чтению.
3.83
– Кстати, мне пора идти. Ты не беспокойся, если я на несколько дней пропаду: у нас съемки за городом, походы за реквизитом – и еще у меня одно маленькое дело, расследование. Но я появлюсь, ты, главное, не беспокойся, доверься.
– Тамара сказала, что участковый разбил чайник.
– Это не беда. Починим.
– Ага, конечно.
– Нет, правда. Знаешь, что такое кинцуги?
– Уна-а-а-аги.
– Нет, кинцуги.
Мы вышли на кухню.
Миа попросила Тамару выгнать с кухни морских свинок и аккуратно, встав на колени, стала собирать осколки чайника. Я вспомнил, что такие движения уже видел – так же любовно собирал останки воронцовского особняка Баобаб, когда я еще не знал его и когда, увидев первый раз, почувствовал, что все вокруг начинает меняться.
С Тамарой мы помогали ей – вот фрагмент донышка с налипшими чаинками, вот шарик – верхушка крышки чайника, вот большой изогнутый кусочек, еще один, много-много маленьких… Миа разложила их на столе, сделала звук радиоточки совсем тихим. Когда я попытался что-то сказать, зашипела, как настоящая гусыня, и закрыла глаза.
Потом сказала:
– Ты знаешь, что это?
– Миа, не знаю, что вы там надумали колдовать, но его не спасти уже. Только выкинуть.
– Кого?
– Чайник ты, Мартын! Не тебя же!
– Чайник?
– Чайник, чайник. Не склеишь ты его, а если склеишь, сразу видно, что битый, – сказала Тамара.
– Разве это плохо? – спросила Миа.
– Чего?
– Можно вас попросить аккуратно помыть осколочки?
Тамара с неохотой наполнила миску водой и стала по одному опускать туда куски