Как такое возможно?!

– Я сделала тебе укол стимулятора, – опускаясь рядом с Бертом, говорю я, стараясь сохранять спокойствие, – скоро он подействует в полную силу и окончательно нейтрализует транк в твоем организме.

– Арника, – Берт сонно улыбается, – это работает немножко по-другому. Стимулятор уже подействовал, я ведь смог проснуться… – Он вновь зевает. – Это… это как было с Валентиной, только… иначе. Наверное, с моей нервной… – очередной зевок, – с моей нервной системой все же что-то не так после Ускорения… – еще один зевок, – или побочные эффекты тут ни при чем и мне просто… просто нужно было чаще… чаще… высыпаться, – выдыхает он, и его веки смежаются.

– Не вздумай засыпать! – Требовательной тряской за плечи я все-таки заставляю Берта открыть глаза.

– Я… я не дойду, Арника, – тихо говорит он, глядя куда-то в сторону, через мое плечо. – Уже не успею.

– Не говори ерунды. У нас еще около получаса. – Я тяну его на себя, пытаясь помочь подняться, но Берт качает головой.

– У тебя, – он с трудом держит глаза открытыми, – у тебя, Арника.

– Я помогу тебе, здесь же недалеко! – с отчаянием восклицаю я, показывая в сторону Института. – Ну же, Берт, осталось совсем немного!

– Врени… времени гразд… гораздо меньше, чем кажс… – бормочет он заплетающимся языком. – Но ты еще… ты мошь успеть… А… ника, пжалста… беги, – он нервно сглатывает, – мрть уже близко… близко…

Он что, действительно думает, что я могу его здесь бросить?!

– Именно! Институт совсем близко! – Я вновь трясу Берта, и тому удается сфокусировать взгляд на моем лице.

– Не… не инт… инст… не он близко. – Громко выдохнув, он протягивает дрожащую ладонь, касаясь забрала там, где находится моя щека. – Она. – Берт поворачивает мою голову в сторону, противоположную Институту, и я застываю.

Красная смерть. Вот что пытался сказать Берт.

Сейчас она выглядит лишь тонкой темно-багровой полосой на горизонте, прямо под облаками, но я знаю, что уже совсем скоро она будет здесь. Задержимся на Луче – и погибнем в пылевой буре, что сейчас движется на нас с восточной части города. Эту бурю зовут Красной смертью из-за того, что, помимо обычной пыли, она несет с собой взвесь процина, который частично кристаллизовался из-за низкой влажности воздуха и засухи последних месяцев. Фильтры засорятся почти сразу же – а концентрация газообразного процина внутри такой бури смертельна.

Почувствовав, как Берт касается моей руки, я поворачиваюсь к нему. Прохладные пальцы нерешительно переплетаются с моими. Он все еще держит глаза открытыми; сонно моргая, он всматривается в мое лицо, но сейчас в его взгляде нет ни тревоги, ни печали – он будто пытается меня запомнить.

– Прсто… просто позволь мне… это моя… чредь… от… отпустить карниз, – выговаривает он, и эти слова вырывают из моей груди глухое рыдание.

Я знала, что могу выжить после падения, что у меня есть шанс, – но у Берта такого шанса сейчас нет, и он знает это, знает, что не переживет Красную смерть. Падая, он не хочет утянуть за собой и меня. Всхлипывая, я наклоняюсь, крепко обнимая своего друга, и он тратит последние силы на то, чтобы ответить на объятие.

Соберись, Арника.

Мучительная смерть от процинового отравления – это последнее, чего заслуживает Берт.

Ты знаешь, что должна сделать.

Приставив инъектор к его шее, я делаю укол и, отстраняясь, вижу, как Берт непонимающе хмурится. Его дыхание становится поверхностным, заметно учащаясь, а по телу пробегает сильная дрожь. Взгляд расширенных зрачков, что почти поглотили радужку, мечется по моему лицу – и вдруг застывает.

Сердце Берта остановилось.

Он умер.

* * *

Теперь счет идет на секунды.

Секунд пять уходит на обмен фильтрами – выдернув фильтр из шлема Берта, я заменяю его своим, более чистым. Затем расстегиваю его форменную куртку и, прощупывая грудь, убеждаюсь, что под тканью футболки нет никаких твердых элементов, – навредить сейчас может даже маленькая пуговка.

Ты сможешь, Арника. Ты уже делала это когда-то.

Положив левую руку на грудь Берта, я прикрываю ею место, где сходятся ребра, – там находится самая хрупкая часть грудины, мечевидный отросток. Правую руку располагаю вдоль тела так, чтобы мой локоть был направлен в сторону его живота. Выдыхая, я сжимаю ладонь в кулак и ударяю им в центр груди, чуть выше своей левой руки.

Но сонная артерия под моими пальцами остается безмолвной.

Пульса нет.

Я вновь сжимаю дрожащую руку в кулак. Прекардиальный удар может запустить сердце лишь в течение тридцати секунд после его остановки. Последний шанс.

Смерть еще одного друга, смерть Берта я не переживу.

Давай же, Берт. На Луче и так осталось слишком много жизней.

– Давай же! – отчаянно кричу я, вновь нанося удар.

Секунда, вторая – и Берт широко распахивает глаза, шумно втягивая ртом воздух.

– Я умер, – выдыхает он, бешено озираясь по сторонам. – Я умер, я умер…

Обхватив шлем Берта руками, я останавливаю его взгляд на себе.

– Умер, – мелко кивая, подтверждаю я, чувствуя, как слезы катятся по щекам. – Ты был мертв почти полминуты.

– Что… что это было? – задыхаясь, спрашивает он. – Арника, почему ты до сих пор здесь?! Беги!

Я прикрываю глаза, и забрало моего шлема с глухим стуком соприкасается со шлемом Берта.

– Вторая доза стимулятора, остановка сердца и прекардиальный удар. – Я нервно сглатываю. – Бежать? Только вместе. – Берт хочет повернуться в сторону надвигающейся бури. – Помнишь, – удерживая его голову трясущимися руками, я улыбаюсь сквозь слезы, – помнишь, я обещала, что сделаю тебя? Ты все еще должен мне пробежку, Бертрам, и этот долг я собираюсь взыскать прямо сейчас, так что вставай и беги!

Берт поднимается на ноги, и я все же не удерживаюсь от взгляда на горизонт. Красная смерть поглотила уже половину Луча.

– Догоняй! – восклицает он, срываясь с места.

Беги, умник. Беги так быстро, как только можешь.

Но Красная смерть все-таки оказывается быстрее. Она настигает нас совсем рядом с Институтом. Только я успеваю разглядеть прозрачные двери, что когда-то вращались, – нас накрывает плотным облаком колючей пыли. С каждым метром дышать становится все труднее, и я заставляю себя замедлить дыхание – но совсем скоро фильтр шлема забивается настолько, что я уже не могу сделать вдох.

Фильтр я выдергиваю только тогда, когда грудь начинает разрываться изнутри, а перед глазами все темнеет. Жадно хлебнув отравленного воздуха, вновь задерживаю дыхание.

Четыре вдоха – ровно столько мне понадобилось, чтобы добежать до дверей Института. Оказавшись в холле, я приостанавливаюсь, выдыхая, медленно, постепенно, – чтобы не услышал Берт. Концентрация процина здесь уже не так опасна, как внутри бури, поэтому я позволяю себе пятый, шестой и…