— Ыш, я люблю тебя, — Роланд наклонился, его лицо оказалосьв непосредственной близости от острых зубов ушастика-путаника. Ыш один разлизнул его в щеку, а потом вновь сунулся в чашку, в надежде, что оставил тамкаплю-другую.

Роланд вытянул руки перед собой. Джейк взялся за одну,Сюзанна — за вторую. Эдди замкнул кольцо, подумав: «Как бывшие пьяницы насобрании АА» [45].

— Мы — ка-тет, — сказал Роланд. — Мы — единство измножества. Мы разделили нашу воду, как разделяли нашу жизнь и наши поиски. Еслиодин из нас падет, он не исчезнет, потому что мы едины, и никто не будет забыт,даже в смерти.

Еще какое-то они не расцеплялись. Первым опустил рукиРоланд.

— И каков твой план? — спросила Роланда Сюзанна. Не назвалаего сладеньким, никогда больше, во всяком случае, Джейк этого не слышал, неназывала его так или каким-то другим ласковым словом. — Ты нам расскажешь?

Роланд мотнул головой в сторону магнитофона «Воллексак»,который по-прежнему стоял на бочке.

— Может, сначала нам лучше послушать его. В общих чертахплан у меня есть, но на основе рассказа Бротигэна можно будет кое-что уточнить.

5

Ночь в Тандерклепе — синоним черноты: ни Луны, ни звезд. Иоднако, если б мы стояли у пещеры, где Роланд и его друзья только что разделиликхеф и собирались слушать магнитофонные пленки, оставленные Бротигэном, мыувидели бы два красных уголька, плавающих в этой продуваемой ветром черноте. Аесли бы поднялись по тропке, которая огибала Стик-тете к этим самым плавающимуголькам (опасное предложение, учитывая окружающую черноту), то натолкнулись бына семиногого паука, сидевшего на странно «сдувшемся» теле мутанта-койота. Этоткан-тои-тете с самого рождения был обречен на быструю смерть, с пятой лапой,торчащей из груди, с бесформенной желеобразной массой, напоминающей вымя,которая болталась между задних лап, но его плоть насытила Мордреда, а кровь,выпитая в несколько долгих глотков, сладостью не уступала церковному вину. УМордреда не было друзей, которые могли бы переносить его с места на место спомощью семимильных сапог телепортации, но переход от станции «Тандерклеп» доСтик-тете нисколько его не утомил.

Он услышал достаточно, чтобы понять план своего отца:внезапная атака на лежащее внизу поселение. Защитники, конечно, многократнопревосходили их числом, но бойцы Роланда были преданы ему по гроб жизни, авнезапность — очень мощное оружие.

И стрелки, как мог сказать бы Джейк, становятся fou [46],становятся одержимыми, когда у них закипает кровь и ничего не боятся. И такоевот бешенство, или безумие, или одержимость еще более мощное оружие.

Мордред, похоже, уже родился с огромным запасом знаний. Онзнает, к примеру, что его Алый отец, располагая теми же сведениями, которыесейчас известны Мордреду, немедленно послал бы сообщение о появлении стрелкадиректору Девар-тои или начальнику службы безопасности. А потом, этой ночью,только чуть позже, ка-тет, пришедший из Срединного мира, подвергнулся бынападению. Убитые во сне, они не смогли бы помешать Разрушителям и дальшеспокойно работать на Короля. Мордред родился, не зная, что это за работа, но налогику своего мышления ему грех жаловаться, да и слух у него острый. Теперь онпонимает, к чему стремятся стрелки: они пришли сюда, чтобы заставитьРазрушителей прекратить свою работу.

Мордред может это предотвратить, все так, но его нискольконе интересуют ни планы, ни честолюбивые замыслы Алого отца. Он уже понимает,что больше всего ему нравится горькое одиночество изгоя. Наблюдать запроисходящим с холодным интересом ребенка, который смотрит на жизнь и смерть,войну и мир в муравейнике, расположившемся под стеклянным колпаком у него настоле.

Он позволит ки'-даму убить своего Белого отца? Пожалуй, чтонет. Это удовольствие Мордред прибережет для себя, и у него есть на то причины;уже есть причины. Что же касается остальных, молодого мужчины, женщины сногами-обрубками, мальчишки… да, если ки'-дам Прентисс сможет воспользоватьсямоментом, пусть убьет любого или всех троих. А он, Мордред Дискейн, вмешиватьсяне будет, пусть игра идет честно. Он будет наблюдать. Будет слушать. Он услышиткрики, учует запах горелого, увидит кровь, пропитывающую землю. И тогда, еслион сочтет, что Роланду эту партию не выиграть, ему, Мордреду, придется сделатьсвой ход. В интересах Алого королю, если придет к выводу, что идея хорошая, нов действительности в собственных интересах и по своей причине, которая на самомделе очень проста: Мордред голоден.

А если Роланд и его ка-тет и на этот раз возьмут верх?Победят и продолжат путь к Башне? Мордред не думает, что такое возможно, ибоон, пусть и по-своему, тоже член их ка-тета, он разделяет их кхеф и ощущает тоже, что и они. Чувствует надвигающееся разрушение их единства.

«Ка-шуме!» — улыбаясь, думает Мордред. На морде дикой собакиостался один глаз. Волосатой черной паучьей лапкой Мордред выдергивает его.Съедает, как виноградину, потом поворачивается в ту сторону, где белый светгазовых фонарей пробивается по углам одеяла, которым Роланд занавесил вход впещеру.

Сможет он подобраться ближе? Достаточно близко, чтобыслышать?

Мордред думает, что сможет, благо поднявшийся ветер глушитшум его движений. Будоражащая идея.

Он спускается по скалистому склону к искрам белого света,бормотанию голоса, записанного на магнитную ленту и мыслям тех, кто слушает:его братьев, сестры-матери, зверька-ушастика и, приглядывающего за всеми имибольшого Белого ка-отца.

Мордред подбирается к пещере так близко, насколько хватаетдуха, и замирает в холодной, ветреной темноте, страдающий и наслаждающийсясвоими страданиями, грезит своими грезами отверженного. В пещере, за одеялом,горит свет. Пусть у них будет свет, если они того хотят, пока пусть у них будетсвет. Со временем он, Мордред, его потушит. И уж в темноте порезвится вволю.

1

Эдди оглядел остальных. Джейк и Роланд сидели на спальныхмешках, оставленных для них. Ыш свернулся клубочком у ног Джейка. Сюзаннаудобно устроилась на сидении Прогулочного трайка. Эдди кивнул, довольныйувиденным, и нажал на клавишу «PLAY» магнитофона. Бобины пришли в движение…тишина осталась… они вращались… в тишине… а потом, откашлявшись, Тед Бротигэнзаговорил. Они слушали больше четырех часов. Эдди заменял заканчивавшуюсябобину полной, не перематывая пленку.

Никто не предлагал прерваться, у Роланда просто не возниклотакой мысли. Стрелок слушал, не пропуская ни слова, пусть в бедре вновьзапульсировала боль. Роланд думал, что теперь понимает куда больше, чем раньше,знает наверняка, что у них есть шанс остановить происходящее в поселении,которое лежало под ними. Осознание этого пугало его, потому что шанс на успехбыл крайне невелик. Чувство ка-шуме не позволяло в этом усомниться. И человекне мог в полной мере осознать, каковы ставки, не увидев богиню в белых одеждах,суку-богиню, рукав которой ниспадал, обнажая восхитительную белую руку, которойона звала: «Идите ко мне, бегите ко мне. Да, это возможно, вы можете достичьсвоей цели, можете победить, так что бегите ко мне, доверьтесь мне всемсердцем. А если я его разобью? Если один из вас упадет, упадет в пропастькоффах (это место твои новые друзья называют адом)? Тем хуже для вас».