Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С женой, говоришь? – Никитична прищурилась. Под ее взглядом я даже икнула и сконфужено втянула голову в плечи. Громов, наоборот, прижал меня к своему боку так крепко, точно всегда имел на это право. – А кольца где?
Вот бабка глазастая! Обручалок-то нет! Заметила!
– Разгадали вы нас, Никитична, не успели еще пожениться, – и здесь выкрутился Даниил. – Невеста это моя, свадьба скоро, вот и сестру Ани хотим пригласить погулять.
– А тебя звать-то как, муженек?
– Даниил я, бабушка, – спокойно ответил оборотень и вновь улыбнулся, включая на полную всю свою харизму. Не знаю, как Никитична держалась, а мое сердечко уже готово было упасть к ногам этого манипулятора.
– Ну проходите, голубки, – хмыкнула хозяйка, наконец оттаивая. – Только постелю я вам отдельно! В моем доме блуда до свадьбы не будет!
И пропустила нас во двор.
Я едва ей в ноги не упала, кланяться! А то уже всю голову сломала, как же увильнуть от обязанностей «жены» и легенду не сломать. Не мог нас братом и сестрой представить?
Хотя нет, тоже не прокатило бы. Между родственниками таких гляделок точно не бывает, я-то знаю.
– Как скажете, Никитична, – с дьявольской улыбкой согласился оборотень. – Моя Анечка – девушка строгих правил, держит меня в черном теле, если бы вы не предложили, сам бы попросил.
– Ну-ну, попросил бы он, – по-доброму усмехнулась бабушка. – Дай тебе волю, не только глазами начнешь свою зазнобу облизывать, знаю я вас, мужиков. Не зря век прожила.
Оборотень склонил голову, пряча довольную мину, и развел руками. Я только и могла свою нижнюю челюсть ловить, следя за переменами в Громове. Куда делся бирюк? Верните обратно! Мне с ним спокойнее, чем с этим обаятельным сердцеедом!
В доме было светло, просторно и очень уютно. Моя комната оказалась на первом этаже, возле спальни Никитичны – блюстителя целомудрия, а Даниила она определила на втором этаже. Подальше, и правильно! Ибо я за себя, кажется, несколько не отвечаю…
Еще сутки испытания ласковым взглядом, нежностью и охмурительной способностью оборотня, и я не знаю, кто кого кинется облизывать…
– Ну-с располагайтесь, отдыхайте, сейчас сырников вам нажарю, – распорядилась эта генеральша.
– Не обидитесь, если откажемся? – осторожно спросил ее Громов, словно заранее извиняясь. – Потом обязательно отведаем ваши сырники, не откажемся. А сейчас хотелось бы прогуляться, пока солнце в зените, места тут у вас красивые.
– Та гуляйте сколько влезет, чай молодые! – отмахнулась Никитична. – Только в лес далеко не заходите, как бы не встряли в топи без проводника.
– Нет, в лес не пойдем, – ответил оборотень. – Искупаться хотим, на солнышке погреться.
Бабушка вдруг резко побледнела и схватилась за стенку, пошатнувшись.
– Что с вами? – подскочила к ней я. – Давление? Сахар?
Никитична позволила себя проводить и усадить в кресло, а потом сердито зыркнула на Громова:
– Нашел куда дивчину ладную тащить! Река-то у нас проклятая!
– Тыбовль? – переспросил Даниил с видом Иванушки-дурачка. – Быть такого не может.
– Как проклятая? – нахмурилась, в свою очередь, я.
– А вот так, – поджала губы хозяйка. – Никогда я эту лужу проклятую не любила, сколько кукушкинцев в ней сгинуло, не счесть!
Мы с Громовым переглянулись и он решил пойти ва-банк:
– Сказки это все, бабушка.
– Сказки? А название речки этой знаешь откуда пошло? – прищурилась Никитична.
– Так откуда мне? Не местный же.
– Утопленница нарекла.
– Какая утопленница? – придвинулась ближе к бабушке. Это еще интересней!
– Да кто ж знает какая, давно было, – пожала плечами рассказчица. – Крепостная утопилась, не выдержала жаркой любви молодого барина. Тот наигрался, попортил девку, а женился, как положено, на барыне. А дура крепостная утопилась в ночь их свадьбы. Говорят, ее дух до сих пор является в русалью ночь и приговаривает у воды: «Ты боль моя». Вот вам и Тыбовль.
– Говорю же, сказки все, – хмыкнул Громов. – В каждой деревне или городе есть такие местные страшилки.
– Ну дело твое, – зыркнула исподлобья Никитична, не понравилось ей, что всерьез не восприняли. – Только умные в воду стараются не лезть.
– А глупые? – с усмешкой уточнил оборотень, никак успокоиться не мог!
– Так отдыхают все давно.
– Вот видите! – победно улыбнулся Громов, пока Никитична не уточнила:
– На кладбище.
Тыбовль оказалась глубоководной рекой, с быстрым течением и песчаным дном. Солнечные блики игриво подмигивали на водной глади, создавая ощущение волшебства. Но стоило светило спрятать за тучи, как река становилась эбонитово-черной, загадочной, пугающей.
Я даже передернулась, наблюдая за такой метаморфозой и тут же услышала от оборотня:
– Только не говори, что ты купилась на сказочки про влюбленную крепостную и ее неупокоенный дух, – хмыкнул он мне на ухо.
Вот уже полчаса мы прогуливались по берегу, осматривали окрестности.
– Не скажу, – пожала плечами в ответ.
– Взрослая девочка, а такая наивная, – фыркнул этот умудренный опытом «дядечка».
Подумаешь! Я, может, и наивная, но девушку было жаль до слез. Похоже, карма у женщин такая – выбирать неподходящих мужчин. С молоком матери мы что ли впитываем эту дурную способность?
– Моя наивность не исключает возможности существования проклятия над рекой, – поджала губы я.
– Будь здесь проклятие утопленницы, за столько лет от Кукушкино не осталось бы и полторы калеки, – резонно заметил Громов. – Или ты думаешь, что оно спало-спало, а тут вдруг активизировалась в последние месяцы?
Да-а… Нестыковочка, выходит.
– А что ты думаешь? – вопросом на вопрос ответила я. Не хотелось показаться глупой, но именно такой я себя и чувствовала. И как только собиралась расследовать это дело в одиночку? – Такая картина похожа на кого-то из сверхов? Кто так убивает?
– Да кто угодно! – хмыкнул оборотень. – Особенно, если крыша помахала ручкой.
– Большой выбор задачу не упрощает, – покачала головой я. Думалось мне, будет легче, а тут, кроме трупов, больше никаких зацепок. – Русалки?
– Смеешься? – выгнул брови Громов. – Считаешь, они променяют миллиардеров с шикарными виллами на берегу океана на эту лужу и сомнительное удовольствие топить людей?
Я скисла.
– Кикиморы? – оборотень только закатил глаза, заставив меня тут же отмести эту версию и предложить следующую: – Мавки?