Тогда эта идея показалось ему блестящей. Он давно прибегал ктакому анонимному способу сообщать своему другу важную информацию, при которомобнаружить как ее источник, так и посредника было практически невозможно. Если,конечно, исключить возможность слежки со стороны человека, которому все протебя известно. Такого, как Софи Чампьон.

Гнетущее чувство, не покидавшее его с момента встречи сБэзилом, теперь многократно усилилось. Все, во что он верил, все, что полагалистиной, рассыпалось в прах. Криспин был в ярости на себя самого за то, чтооказался таким глупцом. Он вспомнил, что первым его ощущением, когда он увиделСофи в «Единороге» — несмотря на смешные усы, — было то, что онапроизводит впечатление профессионала. Он тогда еще удивился, что ему удалосьтак быстро раскрыть ее. Теперь он не сомневался, что она не просто профессионал,а профессионал одного с ним класса.

— Суд вызывает Берта Ноджина. — Голос приставаотвлек Криспина от размышлений. Это имя также было ему незнакомо, но он сразуже узнал толстого констебля из конторы Ричарда Тоттла. Он и несколько егонапарников подтвердили, что застали Криспина в кабинете Ричарда Тоттла наследующий день после убийства, когда тот рылся в бумагах покойного. Ему удалосьскрыться лишь потому, что он взял в заложницы девушку и пригрозил убить ее,если его попытаются задержать. Для Криспина это было неожиданной новостью, и онмысленно похвалил того, кто придумал такой правдоподобный ход. Но тут онполучил настоящий смертельный удар от новой свидетельницы, леди Долорес Артли.

— Дон Альфонсо, то, что вы согласились предстать передсудом вместо своего господина, делает вам честь, — успела она шепнутьКриспину, проходя к отведенному для свидетелей креслу. — Не волнуйтесь, яне выдам вашей тайны, — подмигнула она ему заговорщицки.

Криспин растерялся, не зная, как реагировать на такое щедроепроявление поддержки, но момент уже был упущен.

— Леди Артли, — начал допрос адвокат Фокс, —скажите суду, что вы заметили во время вашей встречи с лордом Сандалом три дняназад.

— Прежде всего я заметила, что у его светлости такиеизысканные манеры. И еще…

— Прошу вас, сведите свой рассказ к тому интересномуфакту, о котором мы с вами говорили вчера, — жалобно взмолился адвокат.

— Хорошо, — отозвалась леди Артли, недовольнаятем, что ее так грубо перебили. — Я просто хотела рассказать суду, каковлорд Сандал на самом деле. Не стоит судить его таким, каким он предсталздесь. — Она снова подмигнула Криспину.

— Что вы видели? — вернул ее в русло свидетельскихпоказаний адвокат Фокс, подергав себя за бакенбарды.

— Да. Несколько раз за время нашей беседы у лордаСандала случались приступы кашля. Я забеспокоилась и спросила, в чем причинаего недомогания. А он ответил, что простыл, потому что попал под сильный дождьи промок до нитки.

— Вы помните, в какой именно день незадолго до этойвстречи шел сильный дождь?

— Помню абсолютно точно. В тот вечер у леди Куинсисостоялся концерт, а мое платье, такое великолепное платье, оказалось полностьюиспорченным. Оно было просто уничтожено.

— Да, но за сколько дней до встречи с лордом Сандаломэто произошло? — нетерпеливо спросил адвокат.

— За три дня.

— Так. Как раз в ту ночь был убит Ричард Тоттл. Этодоказывает… — адвокат повернулся к присяжным, — что лорд Сандал ненаходился дома в ночь убийства. Прошу вас сделать соответствующие выводы.

Криспин задумался о том, какой смысл вкладывает адвокат Фоксв слово «доказывает». Следуя его логике, любой человек, промокший под дождем,может считаться виновным, а простуда приравнивается к смертному приговору.Криспин размышлял над тем, сколько еще подобных показаний потребуется, чтобыпризнать его виновным, как вдруг в зал ввели очередную свидетельницу.

— Мисс Салли Танке, — объявил пристав и усадил вкресло десятилетнюю горничную Суитсона.

Криспин решил, что это показание будет в его пользу.

— Прошу вас, расскажите суду, как вы получили пятьзолотых, — обратился к ней адвокат Фокс.

— Он дал мне их, — без колебания ответила девочкаи показала пальцем на Криспина.

— За что?

— Не волнуйтесь, сэр. Я не допущу, чтобы ваши золотыепревратились в пепел, — обратилась она сначала к Криспину и только затем кадвокату. — Я скажу правду. Он дал мне их. А моего хозяина убила женщина вголубом платье. Из тафты, — добавила Салли и широко улыбнулась Криспину,словно оказала ему огромную услугу.

— Вы видели, кто на самом деле убил вашего хозяина?

— Да, сэр, видела.

— Вы можете сообщить суду, кто это был?

— Леди в платье из голубой тафты, сэр. Так велел мнесказать джентльмен.

— А если оставить в покое джентльмена, то кого вы насамом деле видели?

— Женщину в голубом платье, — упрямо повторилаСалли. — Я ничего другого не скажу. Ради этого джентльмена.

В этот момент Криспин поклялся не иметь дела с женщинами внезависимости от их возраста и социального положения до конца жизни. А судя поторжествующему выражению лица адвоката Фокса, конец этот должен был наступитьскоро.

Софи проснулась, когда колокола на соборе Святого Павлапробили одиннадцать раз. Голова у нее была тяжелая, веки распухли от слез, а вгорле саднило оттого, что всю ночь напролет она осыпала себя проклятиями иупреками. Ей не хотелось открывать глаза, не хотелось просыпаться, чтобы сновастолкнуться с очевидной реальностью, которую открыла ей Констанция, —Криспин предал ее и хотел оклеветать, а короткая кипучая сцена, разыгранная вСандал-Холле, не более чем сон.

Больше всего на свете Софи хотелось бы не знать правды. Еслибы дело было только в том, что Криспин любит кого-то еще, она смогла бы этопонять и продолжать жить дальше, хотя и с глубокой раной в сердце. Но то, чтоКонстанция повторила те слова, которые Криспин говорил ей в минуты страсти,было слишком болезненно. Как она могла после этого сомневаться, что все былофальшью?

Софи хотелось вырвать у себя сердце, причинявшее невыносимыестрадания. Софи обвиняла Криспина в том, что она полюбила его. Он вернул ейверу в себя, способность испытывать чувства, забытые ею на целых одиннадцатьлет, со времени ужасного ночного кошмара. Но, доверившись Криспину, она предалаи себя, и, что еще хуже, человека, которому была обязана в жизни всем, — лордаГросгрейна.

Спокойная и удобная жизнь в родительском доме была плохойподготовкой к той борьбе за выживание, которую ей пришлось вести после пожара ипобега с чердака, где ее держали пленницей. Оборванная, голодная, испуганная иполубезумная, она спряталась в лесу, а потом решила бежать как можно дальше оттого ужасного места, пробираясь по дорогам только ночами, чтобы никто ее невидел, запутывая следы, чтобы сбить с толку преследователей. Она долго пробылав полном одиночестве, от отчаяния даже приручив гусеницу, которую носила вкармане и которая стала ее единственным собеседником. На четырнадцатый деньбегства — через три дня после того, как она ела в последний раз, и через неделюпосле последней встречи с людьми, — на четырнадцатый день страха и одиночества,когда она уже готова была потерять всякую надежду на спасение, Софи услышалакрики, доносившиеся со стороны реки, вдоль которой она шла.