быть гораздо более полезным, нежели простое допущение, что женщина является душевнобольной по причине таинственного и сверхмерного роста уровня гормонов, который сокращает ее степень осознанности. Авторы дополнительно расширяют существующие типологии, чтобы включить в них рассмотрение ситуаций привилегированного положения и власти, а также для того, чтобы рассмотреть инфантицид в сложном социальном контексте, в котором различные виды неравенства, индивидуального и социального, могут сочетаться, способствуя совершению данного трагического действия.

Равным образом женщина, совершающая столь разрушительное преступление, как убийство, будучи в подавленном и диссоциированном состоянии, не может считаться лишь несчастной, пассивной и всецело подчиняющейся влиянию своих гормонов; такая женщина также проявляет в конкретном социальном контексте сложный и даже рациональный комплекс мотиваций и соображений. Хотя ее гормональные изменения, возможно, повлияли на ее поведение и могут быть представлены в качестве смягчающего фактора в ходе рассмотрения совершенного ею правонарушения, присваивать им первостепенную роль, как это изложено в Законе «Об инфантициде» необязательно. В нем также сведена к минимуму роль культурного и социального давления, которое может оказать огромное влияние на решения молодых матерей, столкнувшихся с тем, что у них появились нежеланные дети. В некоторых культурах неонатицид девочек-младенцев не является чем-то необычным из-за открытого пренебрежения к ценности женской жизни, в отличие от мужской, однако эту практику вряд ли можно объяснить просто гормональным дисбалансом.

Тем не менее, несмотря на предостережение против необходимости упростить понятие об этих сложных и трагических преступлениях или снизить их значимость, важно признавать признаки послеродового расстройства, риск которого может быть определен различными способами врачами и акушерками. К факторам риска относятся предшествовавшая совершению преступления история получения психиатрической помощи, предшествовавшие эпизоды депрессии и/или психоза, имевшие место после родов, нехватка адекватного вмешательства, поддержки, а также признаки рецидива заболевания, включая психотические мысли, которые можно было бы идентифицировать в случае Андреа Йейтс.

Неонатицид: углубленный взгляд

Неонатицид является трагическим актом насилия, который может случиться в результате огромного страха перед социальной стигмой, чувством полной беспомощности, возникшим в связи с появлением незапланированного ребенка, или же в результате ряда сложных психологических факторов, которые привели к психотической панике, в состоянии которой убийство кажется единственным верным решением, в особенности, если ребенок является новорожденным и еще не признан матерью как отдельный человек. Угроза социальной стигматизации в сочетании с глубинной психической угрозой может способствовать увеличению у матери чувства отчаяния и развитию желания освободиться от ребенка. В динамических терминах инфантицид можно рассматривать как выражение суицидальных чувств, спроецированное на аспект своего Я, ребенка, который становится «контейнером с ядом» (deMause, 1990) и в конечном счете должен быть уничтожен. В случае неонатицида факторы риска бывают совершенно разные, особенно у нерожавших матерей. В действительности, одной из трудностей в идентификации случаев инфантицида является проблема сокрытия или отрицания женщинами их беременности, а также нарушенные паттерны коммуникации в их семьях. Для медицинских специалистов идентифицировать таких молодых женщин и помочь им значительно труднее, чем в случаях с теми, которые подвержены риску совершить инфантицид из-за послеродовой депрессии. Скрывающие беременность женщины обычно моложе, не состоят в браке, не получают дородового ухода и не планируют, как ухаживать за ребенком после его рождения (Bourget et al., 2007). Если говорить о мотивации убийства, то основной, по-видимому, является то, что ребенок нежеланный. Такие женщины показывают меньше признаков депрессии, психотических заболеваний или совершают меньше попыток самоубийства, чем женщины, которые убили более взрослого ребенка; также госпитализированы они будут с меньшей вероятностью, нежели те, кто совершает филицид. Поскольку такие матери часто являются подростками, которые остаются не замеченными акушерками и другими специалистами, а также поскольку они скрывают беременность от близких в своих семьях, помочь женщинам из этой группы, равно как и предотвратить преступления, оказывается сложнее.

Случай истерического отказа от беременности и неонатицида описан Грин и Манохар: они приводят случай молодой женщины, которая убила своего новорожденного ребенка, утопив его в унитазе, на котором она его родила (Green, Manohar, 1990). Мать и ее мертвый младенец были позже найдены ее любовником, и полицейское расследование привело к обвинению ее в убийстве второй степени, позже сведенному к инфантициду. После того, как эта мать была госпитализирована, она непреклонно настаивала на том, что о своей беременности она не знала, несмотря на положительный результат теста на беременность, который был проведен спустя четыре месяца после того, как она посетила терапевтическое отделение с жалобами по поводу общего недомогания. Факт беременности также был подтвержден ультразвуковым исследованием. Молодая мать подавляла все воспоминания об этих событиях и утверждала, что она понятия не имела, что была беременна, и не поняла, что у нее начались роды и родился ребенок; увидев его, она упала в обморок. Таким образом, не было никаких признаков психоза или доказательств ее намерения убить.

Авторы связывают первоначальное отрицание пациенткой своей беременности с тем, что в детстве у нее был опыт, когда она была обманута, и утверждают, что отрицание имеет истерическую этиологию.

Подробности данного случая иллюстрируют многие характерные особенности неонатицида, описанные Резником (Resnick, 1970), в том числе то, что пациентка была незрелой девочкой, родившей незаконнорожденного ребенка и чувствовавшей значительное давление со стороны родителей. Способ рождения младенца и способ его смерти в виде утопления в унитазе также являются распространенной чертой неонатицида. Мейер и Оберман описали 47 случаев неонатицида и определили в качестве важного фактора отсутствие партнера; только в одном случае при рождении ребенка присутствовал другой человек (Meyer, Oberman, 2001). У таких матерей не наблюдается устойчивых отношений с отцами младенцев. Отрицание своей беременности было общей чертой для таких матерей; авторы полагают, что подобное непринятие влияет на способность матерей устанавливать связь с нерожденным плодом, а отсутствие такой связи может вызывать состояние диссоциации, когда ребенок действительно появляется на свет. Точно так же отношения между матерью и ребенком лишены эмоциональной связи, что, в свою очередь, может сыграть роль в избавлении от ребенка через его убийство.

Заключение

Недостаточное количество данных об успешных программах лечения депрессивных матерей и матерей, которые подвержены