Николай Дмитриевич наконец повернулся к дочери лицом.

– Я запрещаю тебе встречаться с ним. Ни о какомзамужестве не может быть и речи. Забудь его и выбрось из головы. Лучшеоставайся старой девой, чем женой такого выродка.

Тамара чувствовала, что терпения и сил хватит только нанесколько секунд, и эти оставшиеся секунды надо было использовать по максимуму.

– Папа, я тебя очень прошу не оскорблять Григория. Ещераз повторяю: он умный, честный и достойный человек, я его люблю и хочу выйтиза него замуж.

– А я тебе еще раз повторяю: забудь об этом! –заорал Головин. – Я не потерплю в своем доме вора и педераста! Если тыпойдешь против моей воли, ты мне больше не дочь! Убирайся к своему портному иживи как хочешь! Но имей в виду: если ты уйдешь к нему, у тебя больше не будетродителей.

– Значит, не будет! – выкрикнула в ответ Тамара,выскочила из гостиной, хлопнув дверью, и убежала в свою комнату.

Достав из шкафа большую сумку, с которой она обычно ездила вкомандировки и на экскурсии, Тамара начала торопливо складывать самоенеобходимое, с чем можно пару дней перекантоваться у Любы. Потом, когда минуютвыходные и отец уйдет на службу, она придет сюда и соберет в чемодан остальныевещи. С каким удовольствием она бы бросила все и уехала вместе с Григорием вГорький прямо завтра же вечером! Но нельзя, на работе она предупредила, чтобудет работать до 6 марта, и трудовая книжка в «Чародейке» лежит, и заявлениеоб уходе она еще не написала. Сейчас начало декабря, ей нужно прожить в Москвееще три месяца. Ничего, она поживет у сестры, заодно и с детьми поможет.

– Томочка, – в комнату заглянула мать и застыла,увидев сборы. – Что случилось? Папа так кричал… Я на кухне посуду мыла,так не разобрала ничего, только слышу – вы друг на друга кричите. Чтопроизошло?

– Папа выгнал меня из дома, – сообщила Тамара,укладывая в сумку теплую байковую пижаму.

– Ка-ак?! – ахнула Зинаида Васильевна, опускаясьна стоящий у самой двери стул. – За что?

– За Григория. Папа запретил мне даже думать о нем, нето что замуж за него выходить. И еще он назвал его педерастом и вором.

– А ты?

– А я сказала, что Григорий очень хороший и я еголюблю.

– А он?

– Он сказал, что если я посмею пойти против егоотцовской воли, то я ему больше не дочь. И если я посмею уйти к Григорию, томогу считать, что у меня больше нет родителей.

– А ты?

– Как видишь, я собираюсь пойти против вашей воли. Покапоживу у Любаши, а через три месяца уеду в Горький и выйду замуж.

– А он?

– Ну что – он? Что – он? – Тамара сердитозапихнула в сумку плотно набитую косметичку с туалетнымипринадлежностями. – Он считает себя правым. Сидит и смотрит футбол. Наэтом свете же не существует ни одного правильного мнения, кроме егособственного. Избаловала его Бабаня, царствие ей небесное, ни в чем неперечила, всегда подчеркивала его правоту, вот он и живет такой всегда и вовсем правый. Еще и Любаша добавила, тоже никогда с вами не спорила, всегда шлау вас на поводу. А вы и рады. Думаете, Любочка у вас правильная дочка выросла,послушная, а я – урод. Мало того, что некрасивая, так еще и строптивая, инепослушная, и мнение собственное имею, и наглость имею о нем заявлять, да непросто заявлять, а отстаивать. Давить надо таких, как я. А если давить вовремяне получилось, то хотя бы из дома выгнать, тоже неплохо.

Она повертела в руках книгу с закладкой и прикинула, влезетли она в сумку. Похоже, что уже не влезет. Жалко бросать на середине, но, сдругой стороны, когда ей читать? С Любашей всегда найдется о чем поговорить, даи с детьми в свободное время надо повозиться. А книг и у Любы дома много, у нихс Родиком хорошая библиотека, еще от Евгения Христофоровича осталась.

– Томочка, ну что ты такое говоришь, – залепеталаЗинаида Васильевна, – никто тебя из дома не выгоняет…

– Да? Ты пойди спроси у папы, он тебе ответит.

– Но он же не всерьез, он так просто сказал, длякрасного словца…

– А я – всерьез. Я не позволю оскорблять человека,которого люблю, и называть его вором и педерастом. И я не хочу жить под однойкрышей с людьми, которые позволяют себе такое поведение. Это понятно?

– Томочка, но он действительно похож на этого… напедераста… И потом, по-моему, он все-таки еврей.

– Мама!!! – завопила Тамара. – Ну хоть ты-то!Господи, ну почему же ты такая курица безмозглая!

Она схватила сумку и выбежала в прихожую одеваться.Натягивая зимние сапоги, она слишком резко рванула вверх молнию, в которуюпопал край длинной шерстяной юбки. Молния застряла, и Тамара, чертыхаясь,принялась вытаскивать ткань. Краем глаза она видела, что мать вышла из еекомнаты и вошла в гостиную, где сидел отец. Сначала донесся ее робкий голос, апотом загремел бас Головина:

– И пусть убирается на все четыре стороны! Она мнебольше не дочь! Слышать о ней больше не желаю! И тебе запрещаю с ней видеться!

«Ну вот и все, – с неожиданным спокойствием, новсе-таки с горечью подумала Тамара. Молния наконец оказалась застегнутой,оставалось только надеть пальто и обмотать сверху длинный вязаный шарф. –Наступила полная ясность. У меня больше нет родительского дома. Ладно, будемжить дальше».

Оказавшись на улице, она нашла в кошельке монетку ипозвонила из автомата Любе. Никто не ответил. Ну конечно, суббота, они,наверное, всей семьей гуляют. Или в гости к Кларе Степановне поехали. Послетого как в прошлом году умерла Софья Ильинична, а маленького Колю родителизабрали к себе, Клара стала остро чувствовать свое одиночество и требовала,чтобы сын непременно приезжал к ней по выходным с внуками, и это при том, чтоона постоянно приезжала к Романовым и имела возможность видеться с Николашей.

Тамара медленно дошла до кинотеатра, рядом с которымрасполагалась стоянка такси. В былые времена здесь всегда стояла очередь, амашины подъезжали крайне редко, теперь же, после повышения цен на такси в двараза, на стоянке не было ни одного человека, зато томились водители четырехтаксомоторов с призывно горящими зелеными огоньками за лобовым стеклом. Тамарабросила сумку на заднее сиденье, сама уселась впереди.

– В гостиницу «Белград».

– Сделаем! – радостно отозвался таксист и завелдвигатель. – Не возражаете, если я закурю?

– Курите. И мне дайте, пожалуйста, сигарету, –попросила Тамара.

Водитель протянул ей мягкую белую с красным рисунком пачку«Явы» и коробок спичек. Тамара прикурила и с наслаждением сделала первуюзатяжку.

– У вас что-то случилось? – сочувственным тономспросил водитель.

– С чего вы взяли?

– Такая интересная женщина – и одна тащит тяжелуюсумку. Да к вам должна очередь из поклонников стоять, они драться должны заправо поднести вам сумку до машины. А вы одна.