– А что сказал папа? Ну что такого невероятного сказалпапа, после чего я должна была передумать? Он что, открыл мне глаза наГригория? Он рассказал мне про жениха что-то такое, чего я не знала? Папаназвал его вором, но это неправда. Папа назвал его педерастом, но и этонеправда. Это чистой воды клевета. И ты надеешься, что, наслушавшись этоймерзкой клеветы, я изменю свое решение? С какой стати? А завтра папа скажеттебе, что я лесбиянка и убийца, так что, ты перестанешь меня любить? Ты емуповеришь и отвернешься от меня?

– Боже мой, Тома, ну что ты такое говоришь? Папаникогда про тебя такого не скажет…

Тамара с грохотом опустила утюг на металлическую подставку.Все бесполезно, мать не слышит ее, а если и слышит, то не понимает.

– Да какая разница, скажет он такое про меня или нет? Япытаюсь объяснить тебе, что у меня есть собственное мнение о человеке исобственное отношение к нему, и ничьи слова, ни твои, ни папины, на мое мнениеи отношение повлиять не могут. Это понятно? Или я плохо объясняю?

– Ты разговариваешь со мной, как со слабоумной, –обиделась Зинаида Васильевна. – Я все прекрасно понимаю, поэтому и говорютебе: перестань дуться и возвращайся домой. Попросишь у папы прощения, скажешь,что все поняла и…

– И что? Что я больше так не буду? – перебила ееТамара. – Я буду, мама. Я – бу-ду. Я буду делать то, что считаюправильным. И прощения я просить у папы не собираюсь, потому что мне не за чтоизвиняться, я никого не обижала и не оскорбляла, в отличие от него. И если папане скажет мне, не тебе – я подчеркиваю, а лично мне, что он берет свои слованазад и готов принять Григория как своего зятя, я домой не вернусь. Поживу уЛюбаши до начала марта, а потом уеду в Горький. И между прочим, через пять днейя туда еду подавать заявление в ЗАГС.

– Тома! – всплеснула руками мать. – Но это жеужасно! Ты собираешься не послушаться папу?

– Ой, мам, перестань, а? Я всю жизнь его не слушаюсь, иничего, пока не пропала, как видишь. Ты вспомни, как он орал, когда я сказала,что поступаю в ПТУ учиться на парикмахера, ты вспомни, как он не разговаривалсо мной три с половиной месяца! Три с половиной месяца он каждый день виделменя дома и проходил, как мимо пустого места, он меня не замечал, не отвечал,когда я к нему обращалась. Забыла? И ничего, я сделала по-своему и добиласьуспеха в своей профессии. А эти конфеты несчастные и бутылки с коньяком,которые я приносила домой? Тоже ведь по неделе не разговаривал со мной иполностью игнорировал. А я что, перестала принимать подарки? Конечно, нет, я ихпринимала, принимаю и буду принимать, пока их будут дарить, потому что это каквысокая оценка сделанной мною работы. Мне это приятно, понимаешь? И человеку,которому я помогла стать красивым, приятно сделать такой подарок. Мы обарадуемся, и он, и я. И я, по-твоему, должна лишить и себя, и моего клиента этойрадости только потому, что папе это не нравится? А что еще нужно сделать, чтобыотец остался доволен? Луну достать? Звезды погасить? Скажи, что? Мир не можеткрутиться вокруг одного только Николая Дмитриевича Головина, мир не может и недолжен ему угождать и заглядывать в глаза: вам понравилось? Вы довольны?

Тамара резко замолчала. Что это она, в самом деле? Матьнаверняка не понимает ни слова из этой длинной тирады, такие рассужденияслишком сложны для нее. Она любит отца, всю жизнь преданно ему служила, и ейдаже в голову не приходит, что он может быть не прав. Бабушка Анна Серафимовнабдительно следила за тем, чтобы ее сына никто из домашних не рассердил и нерасстроил, и отец много лет жил в убеждении, что в его семье все поступаюттолько так, как ему нравится. Ну что ж, теперь ему придется смириться с тем,что не всегда все происходит так, как он хочет.

Она посмотрела на мать и вдруг заметила, как та сутулится, илицо у нее не только побледнело, но и осунулось. Бедная мама! Она ведьпереживает и не знает, как помирить мужа с дочерью, потому что оба упрямые инеуступчивые. Но самое главное – она не понимает, чью сторону ей принять. Мужправ по определению, потому что он всегда прав, но и дочь жалко, и хочется,чтобы она наконец вышла замуж и устроила свою жизнь. И что же делать, если мужне хочет ни в чем уступить, а дочь не желает идти отцу навстречу?

Тамара отошла от гладильной доски, присела за стол рядом сматерью, обняла ее.

– Мамуля, я понимаю, как тебе тяжело. Но и ты меняпойми. Я люблю тебя, люблю папу, но и Григория я люблю. Как мне разорватьсямежду вами? Я не могу пойти на поводу у тебя и папы, потому что не могу и нехочу наступать на горло собственной личности, понимаешь?

Мать только горестно вздохнула, и Тамара подумала: «Нет,ничего она не понимает. Зря я стараюсь что-то объяснить. Она хочет, чтобы всемье был мир и покой любой ценой, и не понимает, что есть люди, которые готовыэту невероятную цену платить, как Любаша, а есть другие, такие, как я, какГриша, которые за мир и покой платить собственной душой не собираются. Маманикогда этого не поймет».

Зинаида Васильевна поднялась, сполоснула под краном чашку инаправилась к двери. Тамара провожала ее с тяжелым сердцем. Подавая материшубу, она снова подумала о том, как постарела мама за эти несколько дней. Илиона постарела уже давно, просто Тамара этого не замечала? Мама всегда быластатной и красивой, с натянутой кожей и полными яркими губами, и еще неделюназад Тамаре казалось, что она не постареет никогда, по крайней мере, вближайшие лет двадцать Зинаида Васильевна не изменится и останется все такой жекрасавицей. Сейчас перед Тамарой стояла потухшая немолодая женщина с опущеннымиплечами и скорбно поджатыми губами. Она взяла руку матери и прижала к своейщеке.

– Мам, прости, но я не могу вернуться. Я очень по тебескучаю, но я не могу. Пойми меня, пожалуйста.

Зинаида Васильевна погладила дочь по лицу, молча кивнула ивышла из квартиры.

* * *

– Ужасно, – прошептал Камень. – Посмотри, чтотам у меня под глазами щекочется? Блоха, что ли, ползает?

Ворон подскакал поближе, приподнялся на цыпочки, но ничегоне разглядел – Камень был очень большим, и глаза у него располагались довольновысоко. Пришлось подпрыгнуть и немножко взлететь.

– Ну да, блоха, как же, – протянул онудивленно. – Это у тебя из глаз течет. Ты никак плачешь?

– Я? Не может быть!

– Как же не может, когда я сам вижу. Ты из-за чегорасстроился? Из-за Тамары?

– Да я больше про ее мать думаю, про маму Зину. Тамара– что? Она сильная, умная, она не пропадет. А вот мать у нее… Добрая, хочет,чтобы всем хорошо было, а ума нет. Когда у доброты ума нет, получается односплошное страдание. Вечно ты меня расстроишь, вечно ты всякое грустноерассказываешь, а я переживаю.

– Ага, давай, давай, – каркнул Ворон, – винименя во всем. Я всегда у тебя плохой. Я что, виноват, что люди такие идиоты ине могут жить спокойно и правильно? Мое дело – посмотреть и рассказать, не я жеим поступки подсказываю.