А затем она сказала:

– Что-то мы с вами засиделись. А у меня еще работы непочатый край. Наверное, увидимся завтра, после вашей обзорной экскурсии.

Насчет работы эта женщина, похоже, нисколько не лукавила. Приборы в каюте то и дело булькали поступающими сообщениями, а кипы бумаг в пухлых скоросшивателях были явно не бутафорскими. Проводив Марка до двери, Тесса длинными пальцами прочертила в воздухе траекторию обратного пути к его каюте.

Воздух взорвался пронзительным гудением клаксона. Марк подскочил на своей койке, забыв, что она поднята над полом, и по неосторожности подвернул лодыжку. Прихрамывая и шипя ругательства, он в одном белье подбежал к двери и рывком ее распахнул. Снаружи с каменным спокойствием королевского стража стоял Сингх.

– Доброе утро, мистер Деверо, – сказал он довольно громко, поскольку в коридоре клаксон гудел еще громче, чем в каюте.

– Что стряслось: пожар?! – провопил Марк, но на половине фразы клаксон смолк, и вопль прозвучал как минимум нелепо.

– Ничего не стряслось, мистер Деверо, – невозмутимо пояснил Сингх. – Шесть тридцать – время утренней побудки. Через полчаса завтрак.

Завтрак – сардинки на тостах, молочный коктейль с кусочками фруктов – подавался уже не в полированной столовой, а в подобии офицерской кают-компании. Помимо взволнованного Строу, здесь присутствовал Поуп; сидя с краю, он щедро накладывал себе на тост золотистые сардинки. Рядом угодливо суетилась смазливая ассистентка лет на двадцать моложе (Тессе, судя по всему, по званию можно было уже не суетиться).

– Мы с тобой снова встретимся, как только ты обойдешь корабль, – поспешил заверить Марка патрон. – Думаю, днем мы без спешки поговорим, порелаксируем. В порядке отдыха.

Первые полчаса обход корабля возглавлял бородатый мощногрудый грек, которого, похоже, не занимало ничего, кроме спасательных плотов, носовых винтов подруливания и морских миль. Марка, который в уме все еще считал «Синеморье-2» яхтой и использовал местоимение «она», грек бдительно поправлял на мужской род – дескать, «он», «корабль».

Сам Марк был настолько изумлен габаритами судна, что по растерянности даже перестал что-либо вынюхивать. С ходовой рубки судно открывалось во всю свою циклопическую даль и ширь, а за далеким корабельным носом иссиня-серой полоской расплывался морской горизонт. Ощущение было такое, будто «Синеморье-2» – это центр некой вселенной, силой своей гравитации стягивающей все, что есть вокруг.

– А что это там, наверху? – резко спросил Марк, указывая на загадочную конструкцию, полукилометровым стояком торчащую над корабельной надстройкой.

Грек, не оборачиваясь, на ходу пожал плечами.

– Вы не знаете, что несет на себе эта… этот борт? – спросил Марк своего провожатого в спину (в ходе осмотра грек набрал недюжинную скорость).

– Не моя епархия, – ответил тот с такой ледяной непререкаемостью, что сразу стало ясно: разговор на этом кончен.

По счастью, парень, сменивший грека, оказался словоохотливей.

– Марк Деверо? О, какая честь. Ваш ярый, ярый фанат, – дважды повторил Тони, тыча себя в грудь большими пальцами обеих рук.

Они зашли в помещение, которое Марк по ошибке принял за мостик – оно тянулось поперек корабля, с трех сторон было опоясано окнами и гудело как улей голосами людей и жужжанием приборов с экранами; в аллейках между рабочими станциями змеились собранные в жгуты информационные кабели.

Обход Марк действительно начал с корабельного мостика – четырьмя палубами выше, с дюжиной офицеров в элегантных и строгих мундирах с орденскими планками. Те бравые ребята занимались в основном слежением за радиолокацией, измерительными приборами и за окружающим океаном, а на стенах их рубки висели бинокли в кожаных футлярах.

В этом помещении люди к экипажу определенно не принадлежали, хотя и в них было что-то вымуштрованное и подчиненное дисциплине. Напряженная, почти полная тишина, слегка разбавленная мелкими звуками и пощелкиванием клавиатур. Шевелений среди этого скопища мужчин (да, куда ни глянь, одни мужики) тоже не наблюдалось – все как один сидели будто прикованные к своим офисным стульям и молчали, впившись взглядами в экраны (на море ноль внимания).

Деловая серьезность и сосредоточенность были сопоставимы с каким-нибудь центром управления НАСА, только технари здесь не были яйцеголовыми предпенсионниками с ручками в пиджачных карманах. Вокруг сидели по большей части азиаты и белые, с небольшим вкраплением темнокожих – возраст в основном до тридцати или чуть больше, одежда сплошь джинсы и тенниски. Рабочие места с потугой на офисные «кубики» украшены примерно так, как и во всех сугубо мужских цифровых конторах: фотки с памятных уикендов, рожицы мультперсонажей, постеры с журнальными красотками.

В центре обширного помещения, где сейчас находились Марк и Тони, стоял щедро накрытый складной стол с кулером, никелированным кофейником и ассортиментом печений и плюшек. Марк медленно озирался, ошеломленный и растерянный. Это что, и есть Новая Александрия? Уши постепенно начинали воспринимать немолчное, похожее на зуммер пронзительно-тонкое зудение, от которого во рту, казалось, образуется металлический привкус. Чтобы как-то скрыть смятение, Марк налил себе кофе. Тони в это время вел рассказ.

– Питание подается от компьютера, – излагал он, абстрактно указывая куда-то вперед. – В этом зале мы, в частности, занимаемся четырьмя вещами. – Тони указал на четыре угла просторного зала. – Есть у нас свои собиратели, свои упаковщики, смесители и раздельщики. В смысле компиляторы. Вслед за компиляцией данные по частям передаются на обработку и кодировку, а там весь массив поступает на китов и запускается.

– Киты? – переспросил Марк.

Когда окончание фразы повторяется эдак вопросительно, собеседник обычно чувствует себя обязанным обеспечить дополнительную ясность. Марк вытряхнул в кофе пакетик сахара. Искать среди россыпи пакетиков искусственный подсластитель значило выказать, что ум твой занят чем-то другим и вообще ты напряжен и не владеешь собой.

– Да, киты, – жизнерадостно подтвердил Тони. – Но не северные, а серверные. Удаленные донные серверы, или как их там правильно называть. Когда они запускаются, то сравнение напрашивается именно с китами. И по тому, как они всплывают и ныряют, и по звукам, которые издают. А вот и мистер Коул, – прервал свой рассказ Тони.

К ним шел тот самый починщик сетей. Тони начал представлять Марка, но Коул, будучи старшим, его осек. Корпоративная культура «Синеко» поощряла мужскую склонность к доминированию; каждый эпизод взаимоотношений имел верх и низ, так что всё, даже воздух в этом помещении, являлось строго отмеренным сообразно чину: каждый сверчок знай свой шесток. А тот, кто любит рваться вперед, люби и оглядываться: как бы не сделали подножку, не подсидели.

– Как же, как же. Писатель, – произнес Коул так, будто писательское ремесло было чем-то смешным и устарелым вроде должности сокольничего. – Мы уже познакомились на въезде.