— Епископ?

Ферот вздрогнул от неожиданности. Он и не заметил, как Ирьян подошел к нему.

— Задумался. Что-то случилось?

— Да, — бригадир машинально пригладил усы. Кажется, он вообще не мог говорить, не потрогав пышную растительность под носом. — Мы обнаружили среди крестьян и их рабов… в общем, саалею.

— Кого?

— Змеиную саалею. Ну, знаете…

— Знаю, — перебил его Ферот. — Это странно. Как она тут оказалась?

— Так ведь у одержимого была сообщница.

— Это непроверенная информация.

— Но не крестьянам же она принадлежит.

— А одержимому зачем саалея? От этих распутных созданий нет никакой пользы.

— Может, как раз таки для…

— Мне все равно. Не хочу ничего о ней слышать, — раздраженно поморщился епископ. — Кардинал Иустин не давал никаких указаний насчет саалеи или кого бы то ни было еще. Как будто мне других забот мало… Одержимый схвачен. Все.

— И что нам с ней делать?

Ферот хотел было даже прикрикнуть на бригадира, но осекся и судорожно выдохнул. Внезапно он осознал, что только что проигнорировал прямые должностные обязанности коменданта Темного квартала. Пусть даже по отношению к одному порождению Тьмы, но нарушение — есть нарушение. И важен не масштаб, а сам факт того, что епископ с легкостью отмахнулся от возложенного на него долга. Речь шла о высоких принципах, ведь невозможно стать примером добродетели для других, просто убегая от собственного несовершенства. Надо бороться, бороться за каждый крохотный шажок навстречу Свету, бороться за будущее Атланской империи и всех светлых народов.

— Может, вы хотите допросить ее? — поинтересовался Ирьян.

— Кого? — нахмурился Ферот, окончательно потеряв нить разговора.

— Змеиную саалею.

— А… Нет. Она сама что-нибудь сказала?

— Ничего особенного. Делает вид, что испугана до полусмерти. Уж играть-то они умеют, — хмыкнул бригадир. — Говорит, что работает на некую Ралькинию, хозяйку одного из столичных борделей. Мол, бандиты обманом заманили ее за городские стены и увели. Такое, конечно, случается, но я ей не верю.

— Ладно. Это все неважно. Отпусти ее.

— Опустить?

— Да. Если грязный разврат не окончательно разъел здравомыслие этой саалеи, то она сама пойдет с нами в Камиен, где сможет вернуться к своей никчемной, но хотя бы безопасной жизни. Если же хочет на свободу… — епископ неопределенно повел плечом: — Туда ей и дорога. Вне Камиена саалея не сможет найти защиту и покровительство. Быть ей изнасилованной, многократно перепроданной и убитой какими-нибудь отморозками в порыве извращенной страсти.

«Причем не обязательно отродьями Тьмы», — едва не продолжил Ферот. И тут же постарался забыть непрошеную мысль, вновь всколыхнувшую неприятный осадок на душе.

Создания Света ведь тоже совершают преступления, причем немало. Добро всегда побеждает зло, но иногда добро обязано побеждать другое добро. Аксиома, которая в кабинете Цитадели казалась епископу непреложной истиной, с недавних пор начала напоминать какой-то бред. Хотя, возможно, сейчас ему не хватало советов мудрых книг и духовно богатых сородичей. Один вечер в библиотеке, один короткий разговор — и любые сомнения обернутся сущей глупостью, лишний раз подтвердившей правоту и непоколебимость идеалов Света.

— Вы в порядке? — обеспокоился Ирьян, увидев слабую улыбку на осунувшемся лице атлана. — Вам стоит отдохнуть.

— Ты прав, — согласился Ферот. — Надо отдохнуть.

Он шагнул вперед и едва не упал из-за предательски подкосившейся ноги. Бригадир, несмотря на свой возраст, моментально среагировал, ловко подскочив к епископу. Осторожно придерживая ослабшего атлана, Ирьян повел его через ночную темноту, покрытую рыжими пятнами лагерных костров.

— Ваша палатка уже установлена. Позвольте проводить.

— Спасибо, — устало выдохнул епископ.

Растянувшись на неудобном походном ложе, Ферот подумал, что буквально две-три недели назад он ни за что не позволил бы человеку прикоснуться к себе. А теперь гордый сын атланского народа с искренней благодарностью принимает помощь от представителя самой ничтожной светлой расы, благословленной Светом лишь по какому-то недоразумению.

— Все же что-то изменилось, — пробормотал он, проваливаясь в беспокойный сон.

* * *

Снова начался дождь. С каждой минутой он становился только сильнее, и солдаты, отдавшие палатки крестьянам, торопливо сооружали навесы из дырявой ткани и плащей, чтобы хоть как-то укрыться от пробивающих насквозь ледяных капель. А дозорные дрожали от холода под раскидистыми деревьями и негромко ворчали, проклиная свое невезение. Караул сейчас абсолютно не имел смысла, ведь ночная темнота и шум ливня лишали их всякой возможность увидеть или услышать хоть что-то. Но приказ оставался приказом, и нарушить его они не имели права.

Пелена сонливости окутала лагерь. Все вокруг застыло, уснуло, впало в анабиоз, поддавшись всемогущей природе медленно разрушающегося мира. И лишь где-то на окраине лесной опушки мелькали тени хищников, оставляя во мраке росчерки сверкающих кошачьих глаз.

— Ты уверен? — раздался едва слышный рык командира гатляурской гвардии. — Сам ведь предлагал Фероту убить его. Чтобы не возиться.

Вилбер, Эберн и Консалия спрятались за деревьями недалеко от великанов, к ногам которых был привязан одержимый, конвульсивно дергающийся в лихорадочном бреду. Оба носильщика уже крепко спали, оглашая окрестности глубоким утробным храпом. Гигантские создания Света славились своей неприхотливостью — ни проливной дождь, ни шум леса, ни голая холодная земля не могли помешать их здоровому сну. Но это отнюдь не означало, что они ничего не слышали и не замечали.

— Я передумал. И ни в чем не уверен, — раздраженно прошипел в ответ эмиссар. — Но ты ведь согласился со мной, разве не так?

— Твои доводы были похожи на рассуждения Абелара, — пожал плечами Вилбер. — А ему я доверяю. Не всегда понимаю, но доверяю. Рискнуть стоит.

— Хорошо, — Эберн кивнул на одержимого: — Давай освободим его. Зови бойцов.

Командир гвардии выглянул из укрытия и легонько стукнул когтем о лезвие тесака, привлекая внимание гатляуров, охраняющих заключенного. Они переглянулись и беззвучно направились навстречу знакомому янтарному блеску. Объяснения им не нужны — только приказы.

— Храп сбился. У великанов такой чуткий сон? — спросил у подошедших Вилбер.

— Не то слово, — ответил первый. — Реагируют абсолютно на все. И такое чувство, будто они умеют… как бы это сказать…

— Будто они могут думать во сне, — подхватил второй. — Они все слышат и чувствуют. И даже на наши вопросы отвечали, не просыпаясь. А один раз…

— Балбесы, — свирепо шикнула Консалия. — Какой ерундой вы занимаетесь во время службы? Забыли о дисциплине, расслабились?

— Успокойся, — Вилбер положил руку на плечо часто дышащей фра-гатляур. — Мы узнали кое-что важное.

— Да? Что?

— Наши носильщики спят очень чутко.

— Ничего страшного. Мы сможем незаметно освободить одержимого.

— Но он-то не сможет так же незаметно уйти. Великаны проснутся. Поднимется тревога.

Бойцы гвардии снова переглянулись. Неужели нужно позволить одержимому сбежать? Впрочем, командованию виднее. Они никогда не будут действовать во вред общине. Если хотят отпустить Ахина — на то есть