вскипела, по палубе оглушительно забарабанили градины. Старший помощник опрометью бросился под козырек прогулочной палубы. Я двинулся следом. К немалому моему удивлению, едва оказавшись под крышей, он упал передо мной на колени.

– Спаси «Алкиону», сьер, не позволь ей утонуть! Не за себя прошу, сьер – ради жены: у нас с ней двое малышей, и поженились мы, сьер, только в прошлом году. Мы ведь…

– Отчего ты решил, будто я в силах спасти ваш корабль? – спросил я.

– Это ведь все из-за капитана, правильно я понимаю, сьер? Вот я к нему наведаюсь, как стемнеет, – пообещал он, крепко стиснув рукоять изрядно длинного дирка на поясе. – Пара матросов точно за мной пойдет, сьер; сделаем все в лучшем виде, клянусь, сьер!

«Алкиону» снова качнуло, да так, что грота-рей одним концом ушел в воду.

– Во-первых, подобные разговоры – это мятеж, – заметил я. – А во-вторых, просто вздор. Вызывать штормы я не умею, как и…

Однако меня уже никто не слушал. Со всех ног ринувшись из-под навеса на палубу, старший помощник тут же исчез из виду за пеленой ливня пополам с градом. Вздохнув, я снова уселся на узкую скамью, с которой наблюдал за погрузкой… вернее сказать, сам я по-прежнему несся сквозь бездны пространства с тех самых пор, как мы с Бургундофарой прыгнули в непроглядную пустоту под тем странным куполом на Йесоде, а на лету при помощи нитей, которыми мог бы задушить половину Брия, усадил на скамью изображавшую меня куклу-марионетку.

Спустя дюжину, а может, и сотню вдохов старший помощник вернулся, ведя за собою Герену с Декланом, и снова упал передо мной на колени, а они присели на палубу у моих ног.

– Прекрати бурю, сьер, – взмолилась Герена, – ведь прежде ты был к нам добр. Конечно, сам-то ты не погибнешь, но мы с Декланом непременно утонем. Знаю, мы тебя ослушались, но только потому, что хотели как лучше, и просим: прости нас!

Деклан молча кивнул.

– По осени бури с грозой – дело совершенно обычное, – напомнил я всем троим, – и эта скоро утихнет, подобно всем остальным.

– Сьер, – начал было Деклан, но тут же осекся.

– Что ты хотел сказать? – спросил я. – Говори же, не бойся.

– Мы тебя видели. И я, и она. Мы были рядом, там, где ты нас оставил, когда дождь начался. Вот он, старший помощник, бегом побежал под крышу. А ты, сьер, просто пошел. Спокойно пошел, и град тебя даже не задел. Погляди, сьер, хоть на мою одежду, хоть на ее.

– Не понимаю, Деклан. К чему это ты?

– Они промокли, сьер, – пролепетал старший помощник. – Я тоже. А ты, сьер, пощупай хоть плащ свой, хоть щеки.

Действительно, и ткань плаща, и лицо оказались совершенно сухими.

Сталкиваясь с невероятным, разум неизменно ищет спасения в обыденности. Возможно, ткань плаща, сотканная в иных мирах, попросту не намокает, а мое лицо защитил от дождя капюшон? Других объяснений мне в голову не приходило. Откинув капюшон за спину, я шагнул на шкафут.

Повернувшись лицом к ветру, я увидел потоки дождя, льющего прямо в глаза, услышал свист града над самым ухом, но ни одна градина меня не задела, а лицо, и ладони, и плащ остались сухи… Как будто учение муни (которое я всю жизнь полагал изрядной глупостью) обернулось сущей правдой, и все, что я вижу и слышу – не более чем иллюзия.

Едва ли не вопреки собственной воле я зашептал, обращаясь к ненастью. Поначалу я думал поговорить с ним, как с человеком, но обнаружил, что с губ сам собой срывается шелест легкого ветерка, раскаты грома где-то вдали, над холмами, и нежный, словно звон струн тимпанона, шорох йесодских дождей.

Миг, другой… и гром стих вдалеке. Следом за ним стих и ветер, а в реку, точно горсть камешков, брошенных детской рукой, с плеском упали последние градины. Тут мне и сделалось ясно, что несколькими словами я призвал бурю обратно, вновь заточил ее в себе и почувствовал… Нет, этого ощущения просто не описать словами. Прежде я, сам того не заметив, выпустил чувства на волю, и они превратились в чудовище столь же необузданное, как и я, наделенное силой десяти тысяч великанов. Теперь чувства снова сделались просто чувствами, а меня охватила прежняя злость, и не в последнюю очередь оттого, что я больше не понимал, где пролегает рубеж между этим странным, неприглядным миром Урд и моим существом. Выходит, ветер – мое дыхание, или, наоборот, мое дыхание – ветер? А что звучало в ушах – ток крови в жилах или песнь Гьёлля? Выругаться бы от досады… но как знать, что натворит моя ругань?

– Благодарю тебя, сьер! Благодарю тебя!

В который уж раз пав на колени, старший помощник приготовился поцеловать носок моего сапога, вот только я отнюдь не был готов сие позволять. Подняв его на ноги, я настрого запретил ему покушаться на жизнь капитана, а в итоге был вынужден взять с него клятву, так как прекрасно видел: подобно Деклану и Герене, он с радостью сделает все, что ни сочтет для меня благоприятным, пусть даже вопреки моему собственному приказу. Увы, я, нравилось мне это или нет, сделался чудотворцем, а чудотворцам, в отличие от автархов, не повинуются беспрекословно.

Более о том дне рассказывать почти нечего: до вечерних сумерек ничего примечательного не произошло. С головой погрузившись в раздумья, я разве что раз или два прогулялся со шканцев на полубак, а все остальное время разглядывал берега, проплывавшие мимо. Герена с Декланом, да и вся команда неизменно держались поодаль, но едва край Урд коснулся алого солнечного диска, я подозвал к себе Деклана и указал в сторону ярко освещенного восточного берега.

– Видишь вон те деревья? – спросил я. – Одни выстроились шеренгами и колоннами, будто солдаты, другие собрались в кучки, а третьи образуют переплетающиеся треугольники. Уж не сады ли это?

Деклан скорбно покачал головой.

– Вот и у меня были такие же, сьер. Однако в этом году не принесли они ничего, кроме зеленых яблок, годящихся только для варки.

– Но вот это – сады?

Деклан кивнул.

– И там, на западном берегу, тоже? Там тоже сады?

– Для пашен берега слишком круты, сьер. Вспашешь – всю землю смоют дожди. А для фруктовых садов места вполне подходящие.

– Когда-то, – проговорил я, обращаясь, скорее, к себе самому, – останавливался я в селении под названием Сальт. Полей там было совсем немного, скотины тоже, однако фруктов я не видел вовсе, пока не ушел гораздо дальше к северу.

– Странно мне