Голос Гаделина изрядно меня удивил. Подошедший к нам капитан выглядел, будто мальчишка в ожидании неминуемой порки. Отослав Деклана, я сообщил Гаделину, что ему нечего бояться: да, рассердился я на них с Бургундофарой здорово, но больше не сержусь.

– Спасибо, сьер. Спасибо.

На миг отвернувшись, он вновь устремил взгляд мне в глаза и продолжил, причем слов, требующих еще большей моральной храбрости, мне, пожалуй, слышать еще не доводилось:

– Ты, сьер, должно быть, думаешь, будто мы над тобой потешались. Нет, ничего подобного. В «Тройной Ухе» мы тебя погибшим считали, а нынче, в вашей каюте… просто с собой совладать не смогли. Потянуло нас, понимаешь, друг к другу. Поглядела она на меня, а я на нее, а дальше как-то само все вышло. Думали, теперь нам обоим конец… и ведь вправду едва с жизнью не распростились.

– Больше вам тревожиться не о чем, – сказал я.

– Тогда я лучше спущусь в низы, поговорю с ней.

Я ушел на нос, но вскоре понял: когда «Алкиона» идет круто к ветру, как сейчас, с высоты шканцев все, что впереди, видно гораздо лучше. Там я и устроился изучать северный берег, но вскоре наверх вернулся Гаделин об руку с Бургундофарой. Увидев меня, она высвободила руку и отошла к дальнему борту.

– Если ты, сьер, ищешь место, где мы собираемся пристать к берегу, так вон оно, только что впереди показалось. Видишь? Нет, сьер, ты не дома ищи – ищи дым.

– Да, теперь вижу.

– В Сальте нам, сьер, приготовят ужин. Постоялый двор там отменно хорош.

– Помню, – подтвердил я, вспоминая, как мы с Ионой шли туда через лес, когда уланский патруль разогнал поток путников у Врат Скорби, как в умывальном кувшине вместо воды оказалось вино, и о многом, многом другом.

Странно, однако Сальт запомнился мне не настолько большим. Еще я полагал, что большая часть домов там каменные, а они оказались сплошь деревянными.

Тогда я принялся отыскивать взглядом столб, к которому была прикована цепями Морвенна, когда я впервые говорил с нею. Матросы спустили паруса, «Алкиона» скользнула в небольшую бухту, и здесь, у причала, нашелся тот самый утоптанный пятачок, однако и столб, и цепи исчезли, как не бывало.

Пошарив в памяти (безупречной, если не принимать в расчет немногочисленных провалов и искажений), я явственно вспомнил и столб, и негромкий лязг цепей, когда Морвенна в мольбе сложила перед собою ладони, и тучу зудящего, кусачего комарья, и дом Барноха, целиком выстроенный из рудничного камня.

– Да, давненько я здесь не бывал, – сказал я Гаделину.

Матросы травили фалы, паруса один за другим опадали на палубу, «Алкиона» на остатках хода скользила по глади бухты к причалу, а несколько вахтенных со шлюпочными баграми спрыгнули на решетки палубного настила, слегка выдававшиеся за пределы прогулочной палубы и полубака, готовясь уберечь судно от удара о пристань либо, если потребуется, зацепить крюком сваю и подтянуть нас ближе.

Однако нужды в них почти не возникло. Разом полдюжины лодырей из тех, что целыми днями торчат на берегу, поспешив к краю настила, подхватили брошенные с борта швартовы, затянули их вокруг кнехтов, а кормчий притер «Алкиону» к пристани так мягко, что кранцы – бухты старых канатов, свисавшие со скул корабля, – разве что нежно поцеловали дощатый настил.

– Жуткая, капитан, буря нынче на реке разыгралась! – крикнул один из праздношатающихся. – Только-только ее унесло. У нас все улицы дождем залиты. Ваше счастье, что вас не накрыло!

– Накрыло, да еще как, – буркнул в ответ Гаделин.

Сойдя на берег, я всерьез заподозрил, что на реке имеются два селения с одним и тем же названием – к примеру, Сальт и Новый Сальт, или еще нечто вроде.

Постоялый двор также оказался не тем, что запомнился мне с былых времен, но и не слишком-то от него отличался: такой же двор, такой же колодец во дворе, такие же широкие въездные ворота для верховых и повозок. Усевшись за стол в общем зале, я заказал содержателю ужин и призадумался, между делом гадая, подсядут ли Гаделин с Бургундофарой ко мне.

Оба предпочли устроиться поодаль, однако вскоре к моему столу подошли Герена с Декланом в компании дюжего матроса, стоявшего с багром на корме, и замкнутой, молчаливой толстухой, по их словам, служившей на «Алкионе» коком. Я пригласил их за стол, но сели они неохотно, а от предложенной мною еды и вина решительно отказались. Рассудив, что матрос здесь наверняка не впервые, я спросил его, нет ли поблизости рудников. В ответ он рассказал о штольне, пробитой в склоне одного из здешних холмов около года назад, по совету хатифа, нашептанному на ухо разом нескольким из самых видных деревенских жителей, и о кое-каких интересных вещицах немалой ценности, найденных в недрах холма.

С улицы за окном донесся слаженный топот сапог, оборванный резкой, отрывистой командой. Мне живо вспомнились келау, с песней маршировавшие от реки через тот Сальт, куда я пришел изгнанным из гильдии подмастерьем, но едва я в надежде перевести разговор к войне с Асцией собрался упомянуть о них вслух, дверь с грохотом распахнулась и в зал по-хозяйски вошел офицер в крикливой расцветки мундире, сопровождаемый взводом фузилеров.

В зале, гудевшем от множества голосов, воцарилась мертвая тишина.

– Укажи человека, которого вы называете Миротворцем! – во весь голос рявкнул офицер, отыскав взглядом содержателя заведения.

Бургундофара, сидевшая с Гаделином за одним из соседних столов, поднялась и указала на меня.

XXXV. Возвращение в Несс

Живя среди палачей, избиваемых клиентов мне доводилось видеть нередко. Избивали их, разумеется, не мы (мы лишь приводим в исполнение приговоры суда), а солдаты, препровождавшие клиентов к нам и забиравшие по завершении. Самые опытные, прикрыв локтями лицо и голову, подтягивали к животу колени и подбородок – правда, таким образом без защиты остается хребет, однако его в любом случае как следует не защитишь.

За порогом постоялого двора я начал было сопротивляться, и, по всему судя, большую часть побоев получил уже после того, как лишился чувств (вернее, после того, как лишилась чувств марионетка, управляемая мною из дальней дали). Когда же я вновь очутился на Урд, удары по-прежнему сыпались на меня градом – хочешь не хочешь, пришлось воспользоваться опытом наших злосчастных клиентов.

Фузилеры пустили в ход сапоги и, что куда опаснее, окованные железом приклады фузей. Впрочем, вспышки боли казались чем-то неизмеримо далеким, а чувствовал я, в основном, удары – внезапные встряски противоестественной силы.

Наконец избиение завершилось, и