что у неё явно имеются некоторые проблемы с агрессией, да и в целом жизнь тяжёлая, учитывая высокий пост и мужа-дебила, а конкретно из-за Йенса? — Ты слишком дешёвый корм для моих девочек.

— Ну да, точно, — тяжело вздохнул Ольсен, отводя взгляд в сторону. В груди неприятно кольнуло, но Йенс привык. Да, он настолько мерзкий, что Эрика бы не скормила его даже своим собакам. Хуже гангстера-предателя. Всё логично. В прошлый вечер, вероятно, был просто какой-нибудь ретроградный Меркурий. В глазах Эрики Йоханесс всё ещё полное ничтожество. Таким и останется. Такой и есть. Он неловко сложил руки на груди и сделал небольшой шаг назад.

— Кристиан терпеть не может моих собак, — зачем-то сказала Эрика. Решила добить? Она никогда не начинала ещё первой разговор о своем муже. Захотелось напомнить, что её дома ждут и любят, а Йенс так — развлечение на вечер, когда супруг чем-нибудь занят? Ещё и по имени, блядь. Не просто муж, не наделённый личностью, а Кристиан. Как мило, чёрт подери. — Не люблю оставлять их дома, когда меня там нет. К тому же они умные. Полезные очень. Прогуляешься со мной? Мои девочки любят гулять.

Йенс поднял на Эрику растерянный взгляд. Её голос всё ещё звучал холодно и даже как-то отстранённо. Она не предлагала, а приказывала, но фраза была построена интересным образом. Вроде вопрос, предполагающий и возможный отказ, но оба понимали, что Ольсен отказаться права вообще-то не имеет. Не в том положении. Да и вообще что за ерунда? Нахера им гулять? Эрике Йенс явно нужен не ради прогулок под луной. Хотя, может, просто решила убить двух зайцев одним выстрелом. Настроение Ричардсон всё ещё пугало, от неё веяло холодом. И электрическим напряжением.

— Конечно, — отозвался Йоханесс.

Борзые потеряли всяческий интерес к Ольсену, хотя наверняка изначально тоже улавливали настрой хозяйки по отношению к мужчине. Слово «гулять» их крайне вдохновило, поэтому собаки, стоило только Эрике разрешить им подняться на лапы и ринуться в путь, действительно направились вперёд, изучая территорию заброшенного завода. Ричардсон чуть приспустила поводки, давая псам больше воли. Йенс, набравшись смелости, подошёл к женщине чуть ближе. Да, эти адские отродья его до чертиков пугали, но Ричардсон и так считает его ничтожным слизняком. Начнёт ещё думать, что он самый последний на свете трус. Собаки шли сильно впереди, пока Эрика прогулочным шагом следовала за ними. Им похуй на Йенса. Им похуй на Йенса. Им похуй.

— Это борзые? — тихо спросил Ольсен. Он чувствовал себя разбитым и униженным, но, кажется, рядом с Эрикой у него вообще могло быть лишь два состояния: идиотско-влюблённое или обречённо-опустошённое. Женщина буквально по щелчку пальцев могла сделать его самым счастливым или самым несчастным мужчиной на свете. Ольсен целиком и полностью зависел от её действий, слов и от её улыбки. Последняя встреча прошла хорошо? Будет улыбаться, выполнять всю работу, будет приветливым и дружелюбным, будет в груди тешить надежду на счастье и будущее. Последняя встреча была отвратительной и разбила нахрен его сердце? Будет страдать, мучиться, ронять всё из рук, грубить, пить, курить. И так до тех пор, пока она вновь не появится и вновь не склеит осколки одним лишь взглядом с крапинкой нежности.

И всё равно, несмотря на внутреннее опустошение, рядом с Эрикой Йоханесс не мог позволить себе быть озлобленным или разбитым. Потому что такое его настроение точно её оттолкнёт. Он продолжал пытаться. Наивный и жаждущий её любви. Карабкался в гору и снова падал. Каждая новая травма была сильнее предыдущей, каждая новая боль — всё сокрушительнее. Но Йенс предпочёл бы умереть, чем перестать пытаться. Потому что именно слабая надежда питала его и даровала мотивацию существовать дальше.

— Русские псовые борзые — если полностью, — кивнула головой Эрика. — Астарта — как богиня любви и власти. Лилит — как мать демонов. Неге — как повелительница болезни, мора и эпидемий.

Йоханесс распахнул глаза чуть шире. Фантазия Ричардсон подчас поражала. С другой стороны, конечно же, она не могла назвать своих собак как-нибудь по-простому. Пушок. Дружок. Как там ещё псин называют? Это всё явно не про Эрику. Да её саму, блин, как зовут! Эрика Виттория Ричардсон. Ебануться.

— Ого. А ты их… ну… различаешь? — нахмурил лоб мужчина. С виду все три собаки казались совершенно одинаковыми.

— Конечно, — она бросила на Йенса надменный взгляд. — Ты ведь своих сук различаешь.

Ольсен округлил глаза и внимательно посмотрел на Эрику, которая казалась такой же отстранённо-холодной, как и пару минут назад. Она… вообще о чём? Довольные собаки семенили вперёд, иногда заглядывая в кусты и изучая местность, двое людей прогулочным шагом шли позади них.

— Но у меня нет собак.

— А я не про собак.

— А… про что?

— Про тех сук, с которыми ты спал, — она сжала кулак, в котором держала поводки, чуть сильнее. — Про твою Эльфриду Пауэлл. Или как ты её зовёшь? Фрида?

Эрика замерла на месте, видимо, более не желая притвориться спокойной. Она резко отпустила поводки, и собаки, внезапно обретшие свободу, бросились в стороны, резвясь и играя. Ольсен даже не обратил на этого внимания, несмотря на то, что недавно очень боялся псов-людоедов, он тупым взглядом смотрел на Ричардсон, пока в его голове не находилось ничего, кроме пустоты. Эрика повернулась к Йенсу лицом. Глаза её теперь напоминали стальные окровавленные мечи — последнее, что видит человек перед смертью. Глаза хищника, что сейчас порвёт добычу на клочья.

— Помнишь, что я тебе говорила в самом начале? Увижу с другой — уничтожу, — прошипела Эрика, смотря прямо на него.

— Ты не так всё поняла! — выдавил из себя Йоханесс, сделав небольшой шаг назад, когда Ричардсон вдруг неожиданно шагнула вперёд. — Фрида — моя подруга, не более, она ведь с моим братом… т-ты… ты чего?

Едва ли Эрику волновали жалкие попытки объясниться. Она сделала ещё несколько шагов вперёд и, воспользовавшись его замешательством и испугом, резко схватила за руку, мертвой хваткой вцепившись в запястье и явно давая понять, что просто так не отпустит. Не даст избежать наказания. Наказания за что?

— За идиотку меня держишь? Uomo muto. Я не маленькая девочка, которой достаточно любую ересь в уши напиздеть — поверит и ещё и обрадуется! Меня больше никто не обманет: ни ты, ни кто-то другой. Пытаешься меня убедить в том, что твоя Фрида — тебе просто подружка? Так, ничего особенного? Что она влюблена чистой и искренней любовью в твоего богатого братца, который старше ее на двадцать лет? И я правда в это поверить должна? Я