— Как скажешь, — отозвалась Ричардсон, но, разумеется, она ему совершенно не поверила. — Иди сюда, котик. Сядь со мной. Я докажу тебе, что мои собаки не менее очаровательны, чем твоё ревнивое выражение лица.

Ольсена, разумеется, не сильно тяготило в компанию собак-людоедов, но Эрика сделала ему комплимент — и внутри все расцвело. Стало так тепло, что Йенс буквально не мог ослушаться. Глядя на её улыбку, Ольсен не замечал того, что Ричардсон безжалостно и беззаботно качала его на эмоциональных качелях. В общем, он послушно опустился рядом с Эрикой на пол, и женщина взяла его за запястье, заставив положить ладонь на шею одну из сидящих рядом собак. Псина дёрнулась и перевела на него взгляд, явно слегка растерянная. Она привыкла драть зубами каждого, кто посмеет прикоснуться, но рядом была хозяйка — явно располагающая к незнакомцу.

Ричардсон продолжала держать Йенса за запястье, управляя его рукой и заставляя гладить, на удивление, мягкую и пушистую шерсть. Сердце в груди мужчины колотилось с неимоверной скоростью. Вероятно, сейчас они даже могли напоминать влюблённую пару. Момент, преисполненный нежности и заботы — ничего более. Йенс никогда не мог сказать, что любил собак, но Эрика приоткрывала дверцу в свой мир, знакомя мужчину с тем, кто был ей дорог, желая рассказать ему больше об этих псинах, которых почему-то очень любила. И Ольсен цеплялся за это мгновение, понимая, что банально не имеет права отступить и оступиться. Он искренне хотел узнать Ричардсон лучше. Даже если ради этого и придётся притворяться, что эти собаки ему нравятся.

Вскоре собака расслабилась и даже прикрыла глаза, покорно подставляясь под прикосновения. Эрика убрала руку, и Йенс ощутил неприятное разочарование. Могла бы и подольше подержать свои пальцы на его запястье.

— Ей нравится, — довольно заключила Ричардсон.

— Правда считаешь меня очаровательным? — резко спросил Ольсен, переведя на Эрику взволнованный взгляд. У неё слегка округлились глаза, кажется, женщина даже немного растерялась.

— Дурак! — воскликнула она, после чего рассмеялась. — Кстати, та, которую гладишь — это Неге. У неё самый покладистый характер. А ещё она единственная с не полностью чёрной окраской. Видишь? У неё небольшое белое пятнышко на груди.

Йенс глупо улыбнулся. На вопрос не ответила, но и отрицать предположение не стала. А значит, считает. Эрика считает Ольсена очаровательным. И это самая лучшая новость за день. За всю жизнь! Ах, а собака… да, собака, у неё действительно было белое пятнышко на груди. Неге с белым пятном. Покладистая.

— Да, вижу.

— А это Астарта, — Ричардсон вновь взяла руку Йенса и положила уже на следующую собаку. — Она очень своевольная. И самая сильная из всех троих, — пояснила женщина.

Собака действительно казалась самой зловещей. Чёрная, как ночь, с горящими внимательными глазами. Ей было наплевать на ласку, никак не поддавалась. Спокойно и холодно смотрела в ответ. Эрика усмехнулась, а затем переместила ладонь Ольсена на последнюю собаку. Чем она отличалась от остальных Йенс в этот раз заметил сам: у Лилит (кажется?) были волнистые длинные уши.

— Лилит, — пробормотал Йенс.

— О, ты запомнил? — удивлённо спросила Эрика. — Да, Лилит. Честно говоря, самая проблемная. Когда я их взяла себе, пришлось много работать с ними, добиваться снова их доверия к людям. Лилит была очень больным щенком, я постоянно возила её к ветеринарам. У неё были серьёзные повреждения после хозяев. Но сейчас она в порядке, правда, если гладить, то можно нащупать шрамы, — Ричардсон вздохнула. — Видишь, никакие они не чудовища. Самые обычные собаки.

— Ага, всего лишь людей едят, — усмехнулся Йоханесс, замечая про себя, какой очаровательной казалась Эрика, когда рассказывала о чем-то, что было ей интересно. Обычно закрытая, сейчас она вдруг решила немного приоткрыться. Почему? Ольсен, разумеется, был счастлив, он внимательно рассматривал собак, попутно почёсывая ушко Лилит, пытаясь запомнить раз и навсегда, кто из них кто. Но почему-то на душе было немного неспокойно.

— Зато их боятся. Страшилки даже про них сочиняют.

Эрика произнесла это каким-то странным тоном. Слегка отрешённо, без особой радости и свойственной ей игривости. Ей действительно было важно, чтобы собак боялись? Ей действительно было важно, чтобы её саму боялись, или это всего лишь неприятная необходимость? Ольсен внимательно посмотрел на неё.

— Для тебя это важно? Чтобы их боялись?

— Это мои собаки. Их должны бояться, — её губы изогнулись в странной улыбке.

— Но ты сейчас несколько минут учила меня их не бояться, — ласково произнёс Йоханесс.

Ричардсон перевела на мужчину зловещий взгляд, не суливший ничего хорошего. Сказанное им почему-то крайне не понравилось Эрике. Она ничего не ответила, но поднялась с пола, после чего снова достала три поводка из ящика стола, хотя, казалось, убирала она их туда явно с более долгосрочной целью. Прицепила к собакам, затем вывела из кабинета и кого-то позвала.

— Карл, покорми собак и позаботься о них, — слышался из коридора её властный голос.

Йоханесс растерянно наблюдал за высунувшейся в коридор женщиной. Что сделал не так? Чем разозлил? Перегнул палку? Задел? Ричардсон, впрочем, злой не казалась, обычно её гнев выражался более прямолинейно и жёстко. Здесь было что-то иное, более тонкое и личное. Ольсен желал прямо сейчас себя задушить. Повеситься на мигающей люстре. Придурок. Идиот. На кой чёрт было лезть к ней? Пытаться что-то выпытать? Эрика сегодня и так раскрылась чрезмерно сильно, так, как никогда ранее, а он давить стал. Перегнул, конечно. Поставил её в неловкое положение. Может быть, Ричардсон вообще не хотела ничего этого рассказывать, просто на эмоциях вырвалось, просто, может, поговорить хотелось с кем-нибудь. А потом пришло осознание, момент исчерпан.

Йенса не покидало ощущение неправильности происходящего. Ощущение того, что он что-то упускает. Важную деталь, что не давала ему понять Эрику. Ричардсон всё ещё казалась закрытой книгой. Книгой, лежащей в шкатулке, что была заперта на ключ. Ему хотелось узнать всё и сразу, одновременно — вникать постепенно, чтобы не упустить ни одной детали. Ольсен, пока Эрика разговаривала с гангстером, перебрался с пола на диван, уставившись на женщину пустым взглядом. Ластится, просит нежности, на другой день — готова собак спустить на него, причем в прямом смысле. Потом снова нежная, а стоит сказать что-то не так — теряет лицо. Непоследовательная. Йенс не мог понять истинную мотивацию Эрики. Да он вообще ничего, что её касалось, понять не мог! А если спросит — сразу пулю в голову получит. С Ричардсон опасно. Это как гулять по самому краю обрыва. Но тянуло неимоверно, и Ольсен безумно хотел разобраться, вникнуть.

Она разозлилась буквально из ничего сегодня. Подумала, что у Йенса что-то есть с Эльфридой?