И хотя Мрак выдал ему почти то же самое, что он когда-то взлобе высказал избитой и испоганенной Юлии, сейчас что-то в душе протестовалопротив такой упрощенности.

— Мрак, — возразил он, морщась. — Не все жегомосеки от испорченности! У некоторых это сдвиг в мозгу. На генном уровне.Таких около сотой процента от общей массы мужского населения…

Мрак прогудел:

— Господь Бог не входил в мелочи: лес рубят — щепкилетят! И мы не должны вычислять соотношение врожденных гомосеков и отиспорченности. Зато если их вешать, то общий процент резко упадет до той сотойдоли процента, что и будет рождаться каждое поколение. И что ж, пусть, супротивприроды не попрешь! Но если будут знать, что их за эти дела повесят, то будуттаиться и писать симфонии, а нестойкие души не попадут на гомосекство отиспорченности. Проживут долгую и счастливую жизнь, рожая детей и населяя землю,не подозревая о своей склонности к гомосекству. Вообще-то в любом садупоявляется дерево-пустоцвет. Одно-два еще можно потерпеть — зато как цветет,сочиняет музыку, боремоисействует! — но если пустоцветы начинают теснитьплодоносящие деревья, это уже грозит гибелью всего сада. Так что, Олег, надорубить, не обращая внимания на чугунные слезинки.

Олег прошептал:

— Рубить… Страшное слово! Рубить, предварительно неотмерив семь… да что там семь, сто раз? Нет, никогда…

— Never say never, — пробормотал Мраксаркастически. Наткнулся на непонимающий взгляд, перевел: — Ну, зарекаласьсвинья говно исты…

— Мрак, ты о чем?

— Да это так, вспомнились почему-то твои похождения наУкраине. Эх, Олег… Как только начинается эта велеречивая и многозначительная тягомотина:А кто будет решать, А по каким критериям определять, меня тянет поблевать, хотяэто смертный грех, когда здесь такое пиво… Тебе прямо с пивзавода по особомурецепту? Хорошо, гад, устраиваешься, а еще мыслитель!.. Ясно же, когда корабльс сотней детей тонет, а лодка только на пятьдесят, то некогда устраиватьдискуссии на тему А кто будет определять, каких детей взять, а каких оставитьили А по каким критериям отбирать. Надо просто хватать тех, кто ближе, бросатьв лодку и отчаливать, беря на себя тяжелый груз ответственности и не страшасьвыступить перед подонками-юристами, которые до конца дней будут таскать посудам, выясняя, чем руководствовался, что взял этих, а не тех. Что, нендравится? Гораздо красивше остаться на тонущем корабле и пускать сопли обезнравственности выбора, о необходимости абсолютно точных критериев… Такойразглагольствующий бездельник и трус всегда выглядит интеллигентнее, умнее инравственнее того, кто что-то в самом деле делает. Языками это племя работатьумеет! Аргументов на стороне нет всегда больше, чем на за. К тому есть целыйсноп причин, да это и очевидно. Так что, Олег, я — пас. Или мы спускаем лодку,или же копайся в своих мерехлюндиях сам.

Олег вздохнул:

— Да я и сам понимаю… Ты того, вон еще ящик пива вшкафу. Поставь вместо этого, пусть охлаждается.

— Думаешь, наши женщины сразу накинутся на пиво? —усомнился Мрак.

— Я предусмотрительный, — ответил Олегуклончиво. — Помнишь, Мрак, когда нам было лет по семь от роду… ну, тебебыло больше, но не важно — в то время каждый день тянулся как год! Стольковсего нового, столько непонятного! Как сейчас помню: везде побегал, все узнал,все увидел, голова ломится от массы удивительных новостей, а солнцетолько-только поднимается к верхушкам деревьев! А потом, когда нам стало подвадцать, дни пошли так, как и должны были идти… Зато когда нам стукнуло всегопо шестьдесят-семьдесят, дни уже помчались, как будто козы к водопою… Я ещедумал, не потому ли, что наши мозги воспринимают только нечто новое, чтоотличается от уже запомненного? И по ним меряют день?

Мрак хмуро кивнул:

— Верно. Я, к примеру, не мог вспомнить годы, авспоминал эпохи. Киммеров, тотлегов, скифов, сколотов, эллинов, парфян,ассирийцев… Бывало, пошлю к ручью женщину постирать рубашку, а вместо неевозвращается другая! Оказывается, уже прошло лет сто. И не замечаешь, что возлетебя меняются их мордочки.

— А как сейчас? — спросил Олег настойчиво.

Мрак отвел взор:

— Понимаю, о чем ты. Столетия не то что пересталимелькать, как спицы в колесе… я имею в виду хромированные покрышки, но я снованачал различать дни. А в последнюю полусотню лет, так и вовсе… гм… каждый деньстал казаться длиннее недели.

— Странно, — согласился Олег, — ведь ты,тоже… гм… никогда не проявлял страсти к наукам. Но как ты себя чувствуешь?

— А чего спрашиваешь?

Олег замялся, видно было, как борется с собой, наконецвыдавил:

— С бессмертными… так мы уже привыкли себя называть,сейчас неладно. Мы погибали и раньше… но сейчас начали просто умирать. Отстарости. Раньше мы понимали все. Все, что происходило, знали устройство любойвещи. Но сейчас прогресс пошел вскачь. Понимаешь?

Мрак буркнул:

— Спасибо за заботу. Я до сих пор не знаю таблицуумножения. Да и фиг с нею! Как говорится в песне: и пить будем, и гулять будем.А смерть придет — помирать будем!.. Но не раньше, чем придет… Ты зубы незаговаривай, ты мне ответь: будешь действовать или будешь ждать, когда из твоейспины ремней нарежут?

На обратном пути Елена дрожала как листок на ветру. Большиеиспуганные глаза не оставляли лица Юлии. Она спотыкалась, хваталась за рукуэтой сильной и уверенной убийцы из тайных служб.

— Ты что, — пищала она, — ты что наделала? Тытакое накупила, такое!

— Не пищи, — успокаивала Юлия, хотя самачувствовала, как червячок сомнения растет, превращается в толстую голоднуюзмею. — Это нам компенсация, понимаешь?.. Они допустили ошибку, вот и… Тыж сама знаешь, что мужчины должны расплачиваться за свои ошибки и вдвойне — занаши!

Дом, который указал Олег, был обнесен каменным заборчиком.На входе дежурили двое бравых парней. Девушек пропустили, но Юлия чувствовалаих взгляды, когда она набирала нужный номер. Причем впервые чувствовалаощупывающие взгляды не только на своих тугих оттопыренных ягодицах, но уже и насерьгах…

Олег по домофону ничего не ответил, но в коробочке щелкнуло,а респектабельная дверь подъезда дрогнула, освобожденная от запоров.

В богато украшенном холле консьержка выскочила из будочки ипомогла вызвать лифт, будто они безрукие, в самом лифте Юлия обнаружила, кромезеркала, во всю стену еще и удобный диванчик от стены до стены.

Олег, скотина бесчувственная, открывая двери, даже незаметил их серьги. Зря они сразу после магазина забежали в скверик, пугливовскрывали коробки, в страхе оглядывались по сторонам, торопливо цепляли, дажесами не рассмотрели как следует, не насмотрелись!

Елена зашла притихшая, остановилась в прихожей как сиротка.Юлия сама никогда не была в таких элитных квартирах, но раз уж Елена считает иее чуть ли не такой же шпионкой, то она спокойно прошла через роскошный холл,на ходу заглянула на кухню.