жениться. Не возьми он её силой, столичная девушка бы за него добром не пошла…

Он опустил подробности, но Се Лянь и без них всё понял.

Принц и представить не мог, что такое вообще бывает, что в мире есть подобные люди! На него вдруг нахлынула тошнота, к горлу подступил комок. А вот Фэн Синь, не сдерживаясь, выругался:

– Мразь!

Откуда-то с причитаниями выскочили тётки с бабками и попытались увести девушку – судя по всему, она улучила момент и сбежала из дома. Но та начала сопротивляться:

– Чего мне бояться? С какой стати я должна стыдиться? Это не моя вина!

– А девица не промах! – присвистнул Фэн Синь.

– Да, – согласился Му Цин. – И вот как вышло: семья её не из простых, отец – важный министр при дворе, мать – из рода богатых купцов. Они это терпеть не стали и уж тем более не собирались отдавать дочь замуж только из-за поруганной чести. Они убили того мужчину, и вскоре все богатые купцы и видные деятели столицы подали к дворцу обращение, перечислив в нём преступления беженцев и умоляя правителя бросить этих людей в тюрьму и сурово покарать. Ну а какой позиции в этом вопросе придерживались министры, думаю, и так ясно. – Он помедлил, а потом как бы невзначай добавил: – Говорят, отец этой девушки раньше планировал отправить её во дворец, сделать наложницей наследного принца. Думаю, ваше высочество, вы её уже не раз видели – странно, что не узнали.

И только теперь Се Лянь понял, что ситуация в целом куда сложнее, чем он мог себе даже представить.

Люди в городе и за его пределами пребывали в состоянии непримиримой вражды. Министры и жители столицы буквально захлёбывались от негодования; дай им волю – они бы всех разом прогнали да перебили. И если бы правитель в этих условиях продолжал благоволить людям из Юнъаня, то сделал бы только хуже. В конце концов он решил взять средства из и без того опустевшей казны, раздать беженцам и отправить их восвояси. Хотя выглядело это довольно жестоко по отношению к обездоленным, многие горожане всё равно гневались.

Что может быть страшнее недовольства врага? Разве что недовольство собственных подданных и чиновников. Да, раньше они все были одним народом, но больше никто так не считал.

Се Лянь витал где-то в облаках и давно позабыл о людских делах, а вот отец его ещё оставался человеком. Он правил страной, и ему требовались деньги, требовались люди… Как можно было равнять его – с его статусом, с тем давлением, что на него оказывалось, со всеми хлопотами и проблемами, что приходилось решать, – с Се Лянем? Для бога войны, что знай живёт себе во дворце, кучка людей из Юнъаня, которые ворвались в город, захватили земли, подняли шум, начали воровать – просто мелочь, даже злиться не на что: потерпеть немного – и само пройдёт. А для населения столицы это была самая настоящая, ни на миг не прекращающаяся, мучительная пытка, постоянно подстерегающая опасность. Принцу всё казалось пустяками лишь потому, что он не догадывался взглянуть на ситуацию чужими глазами.

Се Лянь невольно вспомнил, что с их последней встречи виски правителя поседели ещё сильнее. В прошлый раз он говорил, что покрасит их, но теперь, похоже, у него не осталось на это сил.

Когда принц был маленьким, он твёрдо верил, что его папа – лучший правитель во всём мире, однако чем старше становился, тем отчётливее понимал, что это не так. Да, отец управлял целой страной, но мудрости ему недоставало, в чём-то он демонстрировал косность, частенько совершал ошибки – прямо как обычный человек.

Чувствуя, что не оправдывает ожиданий сына, государь не мог больше выносить его разочарованных взглядов и обидных речей, но горше всего для него было дать увидеть своё поражение.

Ни один отец на свете не хочет, чтобы ребёнок видел его поверженным; все желают остаться великими в глазах своих детей. Се Лянь же вернулся в очень трудное время и с порога принялся обвинять государя в провале и бахвалиться, что пришлось самому явиться на помощь. Кому приятно такое слышать – хоть правителю целой страны, хоть простому человеку?

Ту девушку в итоге наконец уволокли домой её бесчисленные слуги, а остальной народ продолжил шагать вперёд, размахивая флагами и громко крича. И крики были лишь об одном:

– Воевать! Убивать! Мы этим юнъаньцам покажем!

После долгой паузы Му Цин сказал:

– Ваше высочество, вы лучше извинитесь перед государем и возвращайтесь на Небеса. Тут уже ничего не исправить. Обстоятельства складываются не в вашу пользу, расположение неудачное, а о народном единстве можно даже не мечтать[22].

О том же говорил Се Ляню Цзюнь У во дворце Шэньу: судьбы мира предопределены. Означало это только одно: твоему государству, Сяньлэ, осталось недолго, и ты ничего не сделаешь.

Даже мать, днями и ночами мечтавшая увидеть принца, при встрече со слезами умоляла его уйти и не вмешиваться. Се Лянь понимал, что родители не хотят впутывать его в эти проблемы; они бы предпочли, чтобы он сидел себе дальше в храме и горя не знал. Но разве он мог так поступить?

– Этому не бывать! – бросил принц и спешно удалился.

Глава 78

Усмирение Юнъаня. Наследный принц на поле боя

Фэн Синь и Му Цин за его спиной на мгновение застыли как статуи, а затем бросились следом, пытаясь прикрыть принца от досужих взглядов. Однако народ уже успел заметить фигуру в белом, возникшую впереди, в самом центре улицы Шэньу. Ряды протестующих смешались и вновь сомкнулись – теперь уже вокруг Се Ляня. Народ обступил его плотным кольцом, и наконец кто-то самый отважный, заикаясь от волнения, спросил:

– Вы… вы же наследный принц?

– Но ведь его высочество давно вознёсся, – засомневался другой. – Он больше не принадлежит миру людей. Откуда бы ему тут взяться?

Третий воскликнул:

– Это он! Я собственными глазами его видел три года назад, на церемонии поклонения Небесам!

А скоро и остальные опознали в принце того, перед чьими изваяниями молились денно и нощно.

– Всё верно, это я, – мягко сказал Се Лянь.

И народ обезумел:

– Бог сошёл на землю!

– Небожитель явился нам!

– Его высочество больше не мог смотреть, как мы страдаем из-за этих бандитов! Потому и вернулся.

Кто-то с надеждой спросил:

– Ваше высочество, вы же возглавите нас в битве против Юнъаня? Да? Наверняка возглавите!

Чуть помешкав, Се Лянь спокойно ответил:

– Я вернулся защитить государство Сяньлэ и моих подданных.

Фэн Синь и Му Цин насторожились: они опасались торопиться с выводами. А вот жителям столицы горячая кровь ударила в голову, и они моментально истолковали эти слова в свою пользу. У Се Ляня же был собственный замысел. Сердце у него забилось быстрее, он сжал зубы и выпалил:

– Верьте в