Сердце Дафны забилось в груди. Она вспомнила, как испытывала то же замешательство: знала, что должна чувствовать себя ужасно, но при этом не могла отыскать и каплю вины.

– Когда позже ты захотела встретиться, у меня вспыхнула абсурдная надежда, что ты, возможно, передумала насчет нас. Думаю, если бы ты подала мне хоть малейший знак, сделала бы хоть один шаг ко мне, я бы выпалил, что люблю тебя. – Он покачал головой. – Конечно, единственная причина, по которой ты хотела встретиться, – это скрыть то, что мы сделали.

– Но ты ничего не сказал!

– Думаешь, это могло бы все изменить? – тускло спросил Итан. – Ты так жестока по отношению к тем, кто тебя любит, Дафна. Ты используешь их любовь в своих целях, шантажируешь ею, как оружием. Ты эгоистична, и я всегда это знал. Но раньше я представлял, что когда-нибудь ты тоже сможешь полюбить меня и обратить этот эгоизм вовне. Что станешь эгоистична по отношению к нам, а не к себе.

Она и Итан, вместе смотрят на мир. Это было то, чего всегда хотела Дафна, если бы только позволила себе это осознать.

– Я знаю тебя, Дафна, так, как Джеффу никогда не узнать – в противном случае он бросил бы тебя в мгновение ока. В то время как я любил каждую твою частичку: твои амбиции, твой внутренний огонь и твой абсолютный блеск. Мы могли быть так счастливы вместе, если бы ты дала нам хоть намек на шанс.

– Теперь мы можем быть счастливы, – запротестовала Дафна, но Итан, казалось, почти не слышал.

– В музее, когда ты предложила эту нелепую сделку, я согласился. На самом деле речь шла не о титуле – не то чтобы я его не хотел, – беспомощно сказал он. – Но, Дафна, я практически преподнес тебе всю свою душу, а ты категорически ее отвергла. Затем ты попросила меня встречаться с другой. Ты сделала меня пешкой в своем генеральном плане, как и всегда. Поэтому я решил, что накажу тебя, в точности исполнив указания. – Он криво и горько улыбнулся. – Думаю, я надеялся, что узнав, как много времени я провожу с Ниной – а ты наверняка узнала бы, ты всегда знаешь все, что происходит в этом городе, – ты начнешь ревновать и поймешь, что хотела совсем не этого.

– Но, Итан, я поняла! – воскликнула Дафна. – Мне жаль, что это заняло у меня так много времени. Я была просто… ослеплена вещами, которые не имеют значения.

– Да. Так и есть.

Свет скользил сквозь рыцарские флаги, выделяя его профиль так же ясно, как на аверсе старинной монеты: красивый, гордый и решительный.

Он не облегчал ей задачу, но она это заслужила после всего, через что ему пришлось пройти. Если бы Итан захотел, чтобы она умоляла, Дафна с радостью подчинилась бы.

– Мне очень жаль, но я все исправлю, – поклялась она. – Разве ты не видишь… Итан, посмотри на меня! Все будет по-другому, теперь, когда мы наконец знаем, что чувствуем!

– Чувствовали, – поправил Итан. – Ты владела моим сердцем много лет и продолжала бездумно относиться к нему.

– Прости!

– Слишком поздно извиняться.

Дафна схватила Итана за плечи.

– Я люблю тебя, слышишь? – Она усилила хватку, говоря жестким и яростным голосом. – А ты только что сказал, что любишь меня!

– Я любил тебя очень давно. Но даже я не мог сидеть и ждать тебя вечно.

Он говорил безлично, как если бы эта любовь была далеким воспоминанием.

Нет. Дафна не желала признавать, что его любовь к ней только что… исчезла. Вспыхнула и сгорела, как одна из этих забытых свечей. Нет, если Итан так сильно ее любил, должно было что-то остаться, какой-то тлеющий уголек, который она могла бы вернуть к жизни. Если только…

– Ты влюбился в нее, не так ли? – Она не могла даже произнести имя Нины.

– Да.

Руки Дафны упали, она отступила, борясь с желанием топнуть ногой, как ребенок. Почему два единственных мужчины в ее жизни потеряли голову из-за одной и той же серой мышки, обычной простолюдинки?

– Эта девушка до боли скучна, у нее нет чувства стиля, и ей вообще нечего сказать за себя…

– Ей есть что сказать; ты просто никогда не удосужилась послушать…

– Если ты любил меня так, как говоришь, столько времени, сколько утверждаешь, как ты можешь думать о Нине? – прошипела она.

Итан не моргнул.

– Если ты хотела Джеффа так долго, как заявляешь, как ты можешь думать обо мне?

Между ними воцарилась напряженная тишина. Пульс Дафны эхом разносился по ее венам. Ей почти хотелось, чтобы Итан обиделся на нее, даже возненавидел. Все было бы лучше, чем это спокойное, холодное безразличие.

И все же она любила его, несмотря ни на что: все ее недостатки, его предательство, их упрямую гордость.

Итан не лгал; он был единственным человеком, кроме Химари, который когда-либо действительно ее знал. И теперь, отрекаясь, он отвергал настоящую Дафну.

Подумать только, она пришла на свадьбу с триумфом, под руку с Джефферсоном, лишь затем, чтобы в панике сообразить, что все это время любила Итана. А ему теперь почему-то было все равно.

Она чувствовала, что за одно утро приобрела и потеряла целый мир.

– Что ж, похоже, мы закончили. – Дафна повернулась на одном каблуке и пошла прочь в шелестящем каскаде юбок, смахивая глупые, предательские слезы.

Она всегда думала, что знание чужих секретов дарует силу. При дворе секреты ценились выше денег: их можно было копить, беречь и продавать. Но для чего?

Какое это имело значение, когда все это время она скрывала от себя величайшую тайну – только чтобы узнать правду, когда стало уже слишком поздно.

Юбки Беатрис вздувались вокруг нее, словно вышитые кружевами облака, вероятно, сминаясь в бесчисленных местах, но это не остановило ее от удара в дверь.

– Беатрис, не надо, – умолял Коннор.

Она проигнорировала его, хотя знала, что выглядит совершенно абсурдно: стоит здесь в свадебном платье и молотит кулаками по армированной стали. Но тревога заставила ее отбросить все рациональные мысли. Ей хотелось лишь выбраться отсюда.

Коннор шагнул вперед и осторожно поймал ее запястья.

– Ничего не выйдет, Би. Эта дверь не может открыться, пока полный осмотр дворца не подтвердит, что снаружи безопасно.

Беатрис потянула руки. Коннор отпустил их, но не отступил.

Его лицо было слишком близко. Она могла видеть каждую веснушку и каждую ресницу, могла слышать каждый неглубокий вдох, вырывающийся из его легких. Он был таким родным, но в то же время казался незнакомцем, призрачной фигурой из ее снов.

Вот только это был не сон. Коннор стоял здесь, настоящий, живой. Наедине с ней в запечатанной комнате.

Беатрис отступила на несколько шагов, и захлестнувшая ее паника немного утихла. Без нее Беатрис чувствовала себя до странного неуверенно, как будто этот неистовый ужас удерживал ее на ногах, а теперь, когда он прошел, она не знала, что делать. Сигнал тревоги прекратился, но Беатрис казалось, она все еще слышит его эхо в тишине.