А за это и месть должна быть другой. Долгой.

Лиза залпом выпила водку, поставила рюмку на стол.

– Ну, что решила? Уходишь или остаешься?

Она вскинула на Влада глаза, в которых была такая же темнота, как в тенях на веках. Беспросветная.

– Я остаюсь, – сказала тихо. И усмехнулась. – Это лучший способ отравить вам жизнь.

– Согласен, – хохотнул Влад. Ему давно уже не было так интересно ни с одной женщиной.

Он открыл дверь каюты и скомандовал кому-то:

– Заводи мотор.

– Куда мы? – спросила Лиза.

– Так, походим.

И добавил:

– Выбирай маршрут. Перед нами весь мир.

Спешный отъезд

Мы с Машкой еще не дослушали жалобы Мари, как дверь в гостиную распахнулась и вошел Борис. На его лбу выступили капли пота, под мышками на футболке расплылись влажные круги – солнце за окном пекло так, будто решило испепелить все живое. Но физиономия сияла.

– Ну? – Мари аж подпрыгнула на стуле. – Нашел?! Где записная книжка?

– У меня, – еще шире улыбнулся Борис. – Идиот бармен бросил ее в ящик и забыл. Пришлось убедительно просить вспомнить.

– Ты его бил? – возмутилась я.

– Бармена?! Я дал ему 50 евро. Поверь, это посильнее любого нокаута.

– Давай ее сюда! – перебила Мари. Но Борис вдруг перестал улыбаться.

– Нет. Я вас, конечно, уважаю. Но верю только себе. Книжку я спрятал. Здесь, рядом. Но без меня не найдете. Сейчас мы с девушками отсюда уедем. И когда будем достаточно далеко, я позвоню, назову вам место. Уж извините.

– Не боишься, что мои ребята… – Мари не договорила.

– Зачем? Пантеры никого не пытают и не убивают – это ведь ваше правило?

– Мой сын учит меня, что все меняется…

– И сильно он преуспел?

Мари усмехнулась.

– Хорошо. Я бы и так вас отпустила. Все, ухожу на покой. Надоело. Кругом одни безмозглые идиоты. Вроде тебя, – кивнула она Борису. – Алиску упустил, камешки профукал!

Борис смутился:

– Не представляю, как этот Бернар Пети нас раскусил. Я его просканировал – не мог он до такого додуматься.

Машка горделиво вскинулась и уже открыла было рот, чтобы каркнуть во все воронье горло: «Это я! Я вас раскусила!»

Но я вовремя пихнула ее ногой.

Мари перевела на Машку по-орлиному пронзительный взгляд:

– Девочка. Ты же понимаешь: если напишешь хоть строчку о том, что здесь видела… О чем я тебе рассказала…Не проживешь и дня. Как и твои родные. Учти, на предателей наше правило не распространяется. Кивни, если поняла.

– Я не самоубийца, – быстро кивнула Машка.

– Забирай своих девок и сваливай, – пробурчала Мари. – Я жду твоего звонка 15 минут. Если его не будет – вы все покойники.

– Пошли! – скомандовал нам Борис.

Мы были уже у самой двери, когда Мари вдруг окликнула:

– Ты! Как там тебя… журналисточка! Если я передумаю, Катерина черкнет тебе весточку. Тогда можешь что-то написать. Роман. Без настоящих имен. Не хочу портить Полю жизнь. Хоть одного уберечь от этой дряни.

– Как же вы так решились? Умереть. Исчезнуть. Сжечь столько старинных вещей, все эти картины… – спросила напоследок Машка: она не любила, когда что-то остается непонятым.

– И правда думаешь, что я сожгла оригиналы? Ты еще глупее, чем кажешься! – хмыкнула Мари. – Да там сгорело-то несколько комнат. Больше дыму. А насчет исчезнуть… У нас есть правило: если возникает опасность, надо сбрасывать хвост и уходить. Чутье не совсем пропало. Розовым пантерам конец. Значит, и мне. Восстану из пепла кем-то другим. Больше перемен – длиннее жизнь. Потом поймете.

– Значит, вот почему нож был с птицей Феникс! – не выдержала я.

– А-а! Догадалась! Молодец! – прищурилась Мари. – Уходить надо красиво!

Она, всю жизнь ставившая театральные представления краж, просто не выдержала искушения: поставить яркий спектакль собственной смерти. И самой его наблюдать.

– Поля жалко. Он же так вас любит! Да и вы теперь никогда его не увидите. – Машка все еще не могла смириться, что Поль уже не ее забота.

– Полю сейчас деньги нужнее, чем я. Пусть считает меня жертвой бандитов, а не их главой. Хотя… кто меня знает. Может, через несколько лет я и воскресну. Тем более, если удастся раскрыть секрет вечной молодости…Идите уже, я хочу поскорей увидеть эту тетрадь!

* * *

В багажнике машины Бориса лежали наши чемоданы – я даже не стала спрашивать, как ему удалось вытащить их из отеля. Каким-то чудом он еще и купил нам два билета до Москвы. Самолет вылетал через четыре часа.

– Подбросьте меня к Гусыне! – подскочила к машине Катя, прижимая к себе вечного Буника.

Мы переглянулись. Может, это был хитрый план Мари покончить с нами в дороге?

Но Борис уже сказал:

– Залазь на заднее сиденье.

А мне кивнул на место рядом с собой. Интересно, это что-то значило?

Лучший вор Лазурки

Мы уже подъезжали к дому Кати, когда Машка к ней повернулась:

– Обидно, если алмаз так и не найдут. Все же музейная редкость! И судя по всему, он должен быть где-то в доме. Как учил Шерлок Холмс, на самом виду. Но чтоб никто не догадался. Ты была у Гусыни и как? Ни одной зацепки?

– Ни фига! – вздохнула Катя. – Говорит, муж в их последнюю встречу совсем пьяный был.

– Так это хорошо. Пьяные больше болтают. Что именно он сказал?

– Ничего особенного. Чувствовал, что его скоро кокнут. Потому и колье отдал. Вроде хотел что-то еще отдать. А потом передумал.

– Вот с этого места поподробнее… Как передумал, что именно говорил?

– Господи, чего ты привязалась? Я уже Мари все доложила. Надрался, колье Гусыне по пьяни принес. А потом они сидели за столом, выпивали уже вдвоем. Он глаза так к небу задрал, в потолок уставился: «Нет, говорит, пока не отдам. Дай бог, все утрясется. Еще не время».

Не знал, что боженька его молитвы не услышит и скоро приберет.

– Куда, говоришь, уставился? В потолок? – переспросила Машка. И вдруг закричала Борису: – Поворачивай! Едем к Гусыне!

– Но у нас самолет, – запротестовала я.

– Успеем!

Когда Машку обуревает очередная идея, она сама, как реактивный двигатель.

…Гусыня не хотела открывать нам ворота.

– Голова болит. Не готова вас принять, – бормотала она в домофон.

– Открывайте, это срочно! Мы приехали вам помочь! – запальчиво кричала Машка.

Наконец железные ворота плавно разъехались.

Причина неготовности Гусыни к визиту гостей стала понятна сразу. Хозяйка, встретившая нас в прихожей, была нечёсана, в дорогом, но замызганном халате, и, если к ее рту поднести спичку, выдыхаемый воздух превратился бы в огонь. На столе в гостиной стояла ополовиненная бутылка виски – ее