И тут же Ани со злостью рявкнула:

— Какой расклад, такое может произойти в любой момент! С тобой, со мной, с любым! Здесь капельницы нужны, переливание, кислород, да куча всего! Хирургия! Операционная нужна, прямо сейчас! Я ничего не могу сделать с таким ранением, понимаешь ты это, чурбан?! Ничего!

Поднявшийся южный ветер взметнул над взлётной полосой бурую пыль, испуганно задрожали кустки жёлтой травы, проросшей в стыках старых бетонных плит. Запустенье…

— Ты тоже профи, Ань. Тут только один непрофессионал.

Вздохнув, сел на землю и закурил.

— Гош, может, коньяк? Даже нужно. Нам жить надо.

— Надо, — кивнул я тупо.

Тёплый ароматизированный этил чуть-чуть помог, на какое-то время отупляя ещё больше. Химия, чего там… Однако действие его длилось недолго, горячие мысли и злой адреналин пережигали спирт — словно воду пил.

— Мне прикури.

Два пластиковых стаканчика прислонились к правому колесу.

Рядом — накрытое курткой тело.

Взяв из моих рук дымящуюся сигарету, подруга выпила залпом, сплюнула тягучую слюну, посмотрела на маленькие наручные часы и сказала почти буднично, словно воспользовалась затянувшейся паузой в спокойной беседе:

— Представляешь, крови хочется! Чтобы струями во все стороны летела, это дикость, нет? Ладно… Машину искать надо, Егор. Пойдём искать лопаты. Похороним нашу девочку, и в путь. Хочешь, я в диспетчерскую схожу, там должен быть инструмент?

— Должен быть, — опять подтвердил я, думая о своём. Это я был должен! Думать и предугадывать по-звериному. И сейчас должен.

«Опять лопаты… Тележка, блестящая никелем. Господи, как давно это было! Страшный ты опыт приобретаешь, Санин».

— Куда собралась? Здесь будь… Ты права, Ани, мне тоже хочется крови.

И мы, присев рядком, мрачно замолчали, нахохлившись, словно главные двоечники планеты. Хлопнули ещё по одной. Минуты через три Аньча что-то вспомнила и совершенно не к месту, как мне показалось, спросила:

— Ты знаешь, что такое генетический дрейф? Школу помнишь?

Дрейф? Какой, в задницу, дрейф? Мне совершенно не хотелось вспоминать о чём-либо или о ком-либо. Только о Светке с голубыми глазами. Ну, долбаная ты, жизнь! В глазах опять защипало, как человеческие слёзы могут быть такими ядовитыми?

— Не медик же… А школьную биологию я забыл в тот момент, когда получил оценку в аттестат, — сказал устало и начал разминать ещё одну сигарету.

— Генетический дрейф, или дрейф генов, — это такое изменение структуры генов в популяции, вызванное не отбором, мутациями или миграцией, а случайными причинами. Статистикой. Бывает, что дрейф генов в итоге ведёт к формированию свойств, помогающих популяции приспособиться к окружающей среде. Постепенно, незаметно, вроде по капельке… А особи начинают отличаться. И это помогает популяции в целом, давая новые шансы.

— Ты это к чему?

Подруга пожала плечами.

— Мы меняемся, Гош, слепой, что ли? Конечно, биологический дрейф генов тут ни при делах, это просто ассоциация. Что-то копится, воздействует.

Я вздрогнул.

То, что сказала сейчас Ани, послужило последним толчком.

Меня не учили выживать. И воевать выживая. Меня учили работать, качественно и с полной отдачей, выдавая отличный продукт. Для всего остального были армия и полиция. По инерции я до последнего момента продолжал жить подгосударственно, на базовые способы существования не повлияло даже появившееся оружие. Ибо человек Государства и должен быть таким — послушным мастером своего места, умеющим лишь вовремя вызвать полицию. Всё остальное — не его собачье дело.

Узкоспециализированным подданным он должен быть, а не универсалом-чингачгуком, они и добрые опасны. С плохими же чингачгуками должна разбираться исключительно государственная кавалерия, за самоуправство посадят.

Теперь всё обстоит иначе.

Щёлк! В голове вместо ошеломляющей пустоты возникало нечто живое, активное, требующее немедленного действия и не терпящее никаких препятствий на пути к выбранной цели. Маркос-спаситель, говоришь? Родное МЧС, по которому ты так скучал, остатки государства, которые подсознательно ищешь?

Выкуси!

Сам давай!

В небе над ними высоко кружила стая местных ворон, кормились, поди, в пригородах… Эти дикари выживут. А домашние голубки да гусочки — вымрут, просто потому, что они домашние, сожрут их вскоре голодные коты. Поздно быть домашним, пора быть диким по-честному, не в эрзаце.

Если уж грека решил сунуть в реку руку, то в сильной волосатой лапе должен быть зажат старинный окопный нож с развитой шипастой дужкой, надёжно защищающей пальцы, а движения греки быстры и уверенны, дабы сразу подколоть речную гадину. Вот тогда он настоящий грек! Тот ещё, былинный, с квадратиками на прессе и гордым носом. А не дрозд позорный.

— Пошли, — спокойно сказал я, подхватывая прислонённый к борту карабин. — Бери своё, а мне скинь рюкзак, будь ласка.

— Зачем тебе рюкзак, диспетчерская рядом?

— К избе пойдём, откуда стреляли. Там и лопаты возьмём.

— Го-ош… Ты меня пугаешь! — крикнула она из салона. — Может, ещё коньячку?

— Неохота больше. У этого чёрта есть автомат, надо забрать, — сказал я просто, краем сознания отметив, что не слышу в своих мыслях и миллиграмма пафоса. — Дальше по земле пока поедем, а это дело такое, сложное.

— Да постой ты, куда разогнался!

Я что, уже иду? Точно, в движении.

И это нормально.

Табличка была достаточно информативна, на четырёх языках.

— Тут есть пещера, — тихо сказала Ани. — Местная достопримечательность.

Я кивнул и огляделся вокруг. ВПП отсюда не видно, хотя расстояние плёвое, меньше двух километров, если по кратчайшему пути. Мы двигались полем, напрямик. Правда, я немного ошибся, так что вышли чуть правее.

— Так… Пещера Орлова Чука, найдена местным чабаном, пасшим неподалеку овец, в 1941 году. Переводится как «Орлиная вершина». Одна из интереснейших природных достопримечательностей, вторая по протяжённости в Болгарии. До города Русе сорок километров к северу, до посёлка Две Могилы — десять. Безумное имечко, как там только люди живут!

— И мы бы жили.

— Что сказал? — не поняла подруга.

— Говорю, в этой Могиле тоже ВПП есть, правда, грунтовая, а не бетонка. А я не стал.

— Что не стал? Гош, не говори загадками!

— Светлане не стал говорить, названия испугался. Сели бы в Могилах, и девочка была бы жива.

Анька еле слышно всхлипнула, а я мысленно обругал себя матом.

Что ты делаешь, Санин, зачем нагнетать?