и взорвался, уже пробив кору довольно глубоко. Озеро, которое я искал, располагалось, вероятно, ближе к Каюжному, но спуститься к нему с той стороны не представлялось возможным из-за отвесного склона. С этой стороны спуститься, наверное, было можно, но идти предстояло много часов.

Я прикинул примерно диаметр чаши, получилось в районе восьмидесяти километров. Если озеро занимает даже бо́льшую его часть, то от края кратера оно находится не меньше, чем в двадцати километрах, а может быть и в тридцати. И поскольку Бог забыл там вымостить нам дорожку для ходьбы, дорога займёт не меньше семи часов. Плюс на обратный путь часов девять. Итого — шестнадцать часов, и это в лучшем случае. Шестнадцать часов идти по сильнейшей жаре, в душном, насыщенном водяными парами воздухе, по, мягко говоря, пересечённой местности — было ли это нам вообще под силу? И стоили ли усилия того, чтобы туда стремиться? Что я хотел там найти? Озеро? Наверняка оно там есть. Выяснить, в чём источник тепла? А если он не очевиден? Угробим кучу сил и здоровья ради призрачной надежды на получение какого-то нового знания? Зачем оно нам — это знание? Разве недостаточно самого того факта, что у нас тепло?

Так рассуждал я, когда вёл машину к ближайшему населённому пункту. Чем дальше мы отъезжали от кратера, тем легче становилось дышать. Въехав в город, мы даже открыли окна.

Мы катились по окраине городка и в свете фар разглядывали дома. Я хотел заночевать где-нибудь в частном секторе, чтобы на ночь была крыша над головой. Казалось сомнительным, что завтра мы вернёмся к кратеру — у нас осталось всего несколько литров воды и не было уверенности, что мы её здесь найдём. Не знаю, по каким критериям мы выбирали место для ночлега, но выбор наш пал одновременно на один и тот же дом: Люся сказала «Давай вот этот посмотрим», а я одновременно нажал на педаль тормоза.

Домик был небольшой и аккуратный. В отличие от многих строений вокруг, он был почти не повреждён: немного перекосило конёк и вышибло стекло в одном окне, которое было забито листом фанеры. Вероятно, ему помогло то, что он был со всех сторон прикрыт от ударной волны более внушительными строениями — здесь стояли двухэтажные особняки из кирпича, и на их фоне домик выглядел как дачный.

Не чувствуя ног, мы выбрались из машины, открыли калитку и вошли внутрь. Входная дверь была распахнута. Дверь за сенцами приоткрыта. Мы зажгли свечи и прошлись по трём комнатам. Две из них оказались спальнями. Кровати были аккуратно застелены, но всё здесь было затхлым и состарившимся. Так же выглядела и кухня. На столе стояли две запылившиеся чашки с сахаром, а рядом турка с засохшей кофейной гущей.

— Люся, — позвал я. — Они ушли неожиданно, без сборов. Сварили кофе, положили сахар, но не только не выпили, даже не налили.

— Да, — подтвердила Люся. — Хотели налить, поставить на поднос, — она указала на поднос рядом, — и куда-то отнести.

— Скорее всего, в спальню, — сказал я.

И тут из дальней спальни раздался слабый голос:

— Игорь… Игорь.

Я оторопел, а Люся хотела что-то сказать, да так и застыла с открытым ртом.

— Игорь, — раздалось ещё раз.

— Тебя зовут, чего встал? — подтолкнула меня Люся.

Я вышел из кухни и направился туда, где звучал голос. Люся следовала за мной. Мы вошли в спальню. Пока нас здесь не было, она преобразилась — дальняя её часть осветилась мягким светом из занавешенного красной гардиной окна. На кровати лежала женщина лет тридцати пяти-сорока. Только я хотел спросить, зачем меня звали, как буквально из воздуха перед кроватью появился мужчина примерно того же возраста, что и лежащая женщина. Он наклонился над ней и спросил:

— Что, Анечка? Укол?

— Нет, Игорёк, я пока терплю. Мне неудобно тебя просить… забери, пожалуйста, — и она отвернулась к окну.

Мужчина присел перед кроватью и залез рукой под одеяло. Он перевернул женщину на бок и вынул утку. Затем протянул руку к тумбочке и, взяв из неё несколько влажных салфеток, снова полез под одеяло.

— Игорь, мне каждый раз так стыдно, — всхлипнула женщина. — Раньше, когда тётя Валя за мной ухаживала, ты этих подробностей не знал.

— Ну что ты говоришь, Аня… — ответил Игорь. — Ничего не стыдно… А помнишь, когда я со сломанной ногой лежал? А ты таскала меня в туалет на себе. Теперь моя очередь…

Пока он говорил, я заметил, что по направлению к нам в пространстве очень медленно движется граница, разделяющая комнату на две части: в дальней части она становилась прибранной и даже несколько праздничной, а ближе к нам оставалась запылённой и затхлой. Появлялись и исчезали какие-то небольшие предметы: например, карандаш возник на прикроватной тумбочке. Было очень забавно наблюдать, как он словно вырастает на дальней стороне из «ничего»…

Мужчина бросил салфетки в утку, поднялся и направился в нашу сторону. Дойдя до описанной границы, он растворился в воздухе так же внезапно, как прежде появился.

Женщина лежала, не шевелясь, до того момента, как Игорь через пять минут вернулся с чистой уткой. Он так же материализовался из ничего на границе яркого и затхлого, которая за время его отсутствия ещё немного продвинулась по направлению к нам с Люсей. Я попытался обратить на себя внимание:

— Уважаемые хозяева, извините нас за вторжение…

Но они меня не слышали. Игорь помог Ане повернуться обратно на спину и сел рядом на постель. Он взял её руку и долго держал, глядя на жену.

Она протянула вторую руку и погладила его по щеке.

— Ну почему ты всё-таки не уехал с Глазуновыми? Я сейчас была бы за тебя спокойна.

Игорь поцеловал её руку.

— А я не был бы. Разве я мог тебя оставить?

— Мне всё равно осталось немного… а ты ещё можешь жить…

Мужчина помолчал с минуту.

— Ты знаешь, — сказал он, — я не люблю пафосных слов… но как иначе сказать? мне лучше умереть с тобой, чем жить без тебя, Анечка.

Снова наступила тишина, а потом он продолжил:

— Главное, что Сонечка с Андрюшкой под присмотром. Глазуновы о них позаботятся. Там у Вероники Сергеевны хороший дом, они устроятся.

— Да, наши детки в хороших руках, — согласилась Аня и потянулась к нему руками. Игорь наклонился и поцеловал жену в лоб,