начала, когда он только зашёл ко мне в магазин, я почувствовала, что теперь нам никуда друг от друга не деться. Потому и уезжала с ним из Каюжного. Или мне сейчас так кажется из-за того, что он спас меня от тех бандитов? Меня ведь никогда никто не защищал, кроме отца. Как бы то ни было, мы вместе, и я ужасно этому рада. Иногда мне снится, что я его потеряла — что он куда-то исчез, и я осталась одна… я просыпаюсь в ужасе и долго смотрю на него, радуясь. А теперь мне страшно: это был не сон, и Игорь мог ко мне не вернуться.

Сейчас мы приедем домой… это место стало для нас домом, здесь мы создали семью. Пока он молчит, но я знаю, обдумав всё, он начнёт говорить, задавать вопросы, отвечать на них, заставлять нас спорить с ним, потому что он считает, что когда ему приходится отстаивать свою точку зрения, он начинает лучше понимать себя.

Надо бы его подбодрить.

— И как ты только не вкурил, Игорёчек, что это средние века? Я бы сразу поняла.

Заулыбался, хорошо…

Игорь Владиславович Маркевич

Дома мы сразу сели за обеденный стол, который к нашему возвращению накрыл Егор. Сначала все помалкивали — мы, продолжая обдумывать происшедшее, а Егор, похоже, почуял, что произошло нечто особенное. Но в конце концов, он не выдержал:

— Ну что, как съездили? Узнали про автолавку?

— Узнали, — сказала Маша. — Уехала та автолавка. Давно уехала.

Егор засопел.

— Нет там никого, — объяснил я. — И дом тот едва стоит.

— Да как же это? — удивился Егор.

Я достал фотографию и показал ему.

— Вот, Егор, смотри. Что скажешь?

Егор отодвинул фото от лица, как делают обычно дальнозоркие люди.

— Ну вижу, ты на снимке, рядом дед. Это тот, о котором ты говорил?

— Тот самый.

— А почему фотка такая старая? Ты его раньше знал?

— Да нет, вчерашняя фотка…

В отличие от меня, Егор сам догадался её перевернуть. Посмотрел на меня, потом на надпись.

— Постой, Игорь… это что, шутка такая?

— Нет, Егор, это не шутка, — сказала Маша. — Просто наш Игорь вчера побывал в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году.

— Да как же это… — и осёкся. — Немножко в прошлое, что ли, слетал?

Я тогда не обратил внимания на это «немножко». Я это понял как «ненадолго». Позже оказалось, что Егор вкладывал в это другой смысл. И его больше смущала фотография, вид которой не соответствовал этому «немножко».

— Именно, Егор, — сказал я и встал из-за стола. — И теперь хочу напиться.

Я прошёл в комнату и вытащил вчерашние подарки Ильи Григоровича — самогон и наливку.

— Крепкая мне, а винцо вам, — сказал я, возвращаясь к столу.

Вопреки обыкновению, выпить не отказались и Маша с Егором. Во время застолья мы разговорились, и горячо обсуждали происшедшее. Маше пришло в голову, что раз у нас есть такие временны́е дыры, то надо бы проверить, не является ли обнаруженный мной кратер тоже какой-то временно́й флуктуацией. Другими словами, на месте ли он? И вызвалась туда ехать вместе со мной для, так сказать, объективного контроля. Я сразу сказал, что по пути туда много разного страшного. Впрочем, можно было не ехать по шоссе с трупами, а проехать через Хорошёвку или каким-то третьим путём. Люся сразу сказала, что поедет с нами. Тут же запищали и Васёк с Сюзанной… Егор сказал, что так дело не пойдёт — если мы будем каждый день всей толпой куда-то уезжать, ему одному волноваться скучно. В конце концов, постановили, что поездка к кратеру состоится, но не завтра, а через неделю, и поедем туда только я и Люся.

На следующий день я подумал, что если уж мы туда приедем, то нужно поискать способ спуститься вниз. Я рассуждал так: пар, вероятно, поднимается от какого-то водоёма. У самой воды, вполне возможно, прохладнее, чем наверху. И видимость в чаше кратера, не исключено, тоже лучше. Значит, нам с Люсей предстоит найти место для спуска.

К этому времени у нас в очередной раз закончилось свежее мясо, и я отправился поохотиться на косуль. Я уже дважды достигал успеха и начинал понимать, как приносить домой добычу, а не досаду. С деревьев я больше охотиться не пытался. Однако я заметил место, где косули чаще выходят из леса и устроил там засаду: выкопал неглубокую яму, в которой с относительным комфортом поджидал добычу. Сверху я накрывался заранее приготовленным настилом из веток и травы. При этом вся опушка была у меня как на ладони, а сам я оставался для зверей невидимым. В прошлый раз мне пришлось сидеть в этой яме часов пять, но в ней всё же было удобнее, чем на дереве.

День выдался на редкость сухим. Обычно у нас не рассеивались тучи, и шли постоянные унылые дожди. А тут прямо с утра распогодилось, и я бы сказал, что было солнечно, но солнечность эта была не то что в былые времена — теперь у нас самый ясный день был сумерками. Люся напросилась идти со мной — интересно, мол, посмотреть на охоту, и, как я её ни убеждал, что ей там будет скучно, она всё-таки увязалась.

Мы устроились в яме так, чтобы видеть опушку и стали ждать. Ожидание предстояло долгим, и мы тихо разговаривали. Обсуждали состоявшуюся поездку в Хорошёвку и будущую к кратеру. Люся настаивала, что лезть в кратер не нужно, достаточно убедиться, что он есть. Но мне очень хотелось узнать, что там внизу, что нас обогревает, как долго будет эта грелка работать. К тому же, сама по себе поездка, на мой взгляд, смысла не имела — тепло, и ладно, ни в чём убеждаться не нужно. Но мы всё равно целыми днями бездельничали, так почему бы не прокатиться — но с познавательными целями?

— А если там радиация? — спросила Люся. — Нам ещё детей рожать.

Аргумент про детей был неожиданным и застал меня врасплох.

— Вот и оставайся, — хохотнул я. — Я один прекрасно съезжу.

— Ну да… и опять в какую-нибудь временну́ю дыру попадёшь. Нет