Тем временем отношения между Россией и Англией обострилисьнастолько, что Уитворту пришлось покинуть Петербург. Следом уехала из России иего возлюбленная. Но маховик заговора уже начал раскачиваться, и отсутствие илиприсутствие этой пары более не влияло на ход дела. Даже если первым, идеюпереворота высказали Уитворт и Ольга Александровна, теперь заговор опирался нена них и не на английские деньги.

Зубовы были достаточно богаты… Переворот 11 марта яснодоказал это. Насколько было известно Каразину, Ольга Александровна была в этовремя в Берлине. Бедная графиня Толстая, не имея никакой надежды на взаимность,по слухам, тоже скиталась где-то по европейским столицам, изнемогая от любви ккрасавцу-лорду. Да бог с ней, с Толстой. По тем же слухам, Ольга Александровнасобиралась в Лондон. Может ли быть так, чтобы она решилась ни с того ни с сеговоротиться в Петербург, причем инкогнито?

“Да нет, — одернул себя князь Каразин, — что за чепуха! Нуне может, Никак не может Ольга Александровна оказаться сейчас в Петербурге!Появись она здесь, об этом уже знал бы весь город. Вот именно. Теперь, когда еебратья в числе героев переворота… Ольга Александровна подняла бы такой шумвокруг своего возвращения! Глупый мальчишка явно что-то напутал, а я, дуракстарый, готов повторить его ошибку”.

Он огляделся — и чуть не выругался вслух. “Глупогомальчишки” рядом не было.

Вот те на! Куда он подевался? Что случилось?!

Двор, запертый в Михайловском замке, охранявшемся наподобиесредневековой крепости, тем временем влачил скучное и однообразноесуществование. Поместив свою признанную любовницу, княгиню Гагарину, инепризнанную, мадам Шевалье, здесь же, император уже не выезжал из дворца, какэто он делал прежде. Даже его верховые прогулки ограничивались так называемымтретьим Летним садом, куда, кроме самого Павла, императрицы и ближних лицсвиты, никто не допускался. Аллеи этого парка или сада постоянно очищались отснега, но все-таки были тесными и неудобными. Во время одной из таких прогулок(это было именно 11 марта) Павел вдруг остановил коня и, оборотись кшталмейстеру Муханову, оказавшемуся рядом, взволнованно сказал:

— Мне кажется, я задыхаюсь, мне не хватает воздуха! Ячувствую, что умираю. Неужели они все-таки задушат меня?

Оторопевший при виде его безумных, остекленевших глаз,Муханов пробормотал:

— Государь, это, вероятно, действие оттепели.

— Какая еще оттепель? — раздраженно воскликнул Павел. — Вотпослушайте, какой я видел нынче сон! Снилось мне, будто какие-то люди в маскахдолго втискивали меня в парчовый, тесный кафтан. Было это столь мучительно, чтоя едва не кричал от боли.

— Сон есть сон, — рассудительно сказал прозаичный Муханов. —Я снам не верю как человек просвещенный. Все это бабушкины сказки, а душно — коттепели.

Император более ничего не сказал своему разумному ипросвещенному шталмейстеру, только головой покачал, и его неприветливое лицосделалось еще более сумрачным. Так в молчании и возвратились во дворец.

В тот вечер в замке был дан концерт, а потом ужин. ГоспожаШевалье в малиновом “мальтийском” платье пела, однако император, противобыкновения, обращал не много внимания на ее рулады. Он пребывал в самом худшемсвоем настроении. Императрица тоже казалась обеспокоенной. Великий князьАлександр и его супруга Елизавета Алексеевна поглядывали на нее с тревогой, нов то же время пытались скрыть свое настроение от государя.

Между концертом и ужином он вдруг удалился, не сказав никомуни слова, и долго отсутствовал. Наконец воротился. Стал перед Марией Федоровнойи принялся смотреть на нее с насмешливой улыбкой, скрестив натруди руки итяжело дыша. Это служило у него признаком гнева, поэтому императрица мгновенновстревожилась и сидела ни мертва ни жива, не смея слова сказать своемунеприятному и грозному супругу. Она с явным облегчением перевела дух, когда онотошел, однако теперь настал черед дрожать великим князьям, перед которымиПавел повторил все свои пугающие маневры. Затем он резко прошел в столовую.

Принц Евгений Вюртембергский, еще не привыкший к таким“шуточкам”, испуганно спросил Шарлотту Ливен, присутствовавшую здесь же:

— Что это значит?

— Это не касается ни вас, ни меня, — сухо ответила она.

Сели за стол. Нынче вечером здесь царила гробовая тишина.Обыкновенно Павел приказывал призвать шута Иванушку, который беззастенчивокривлялся: император капрал любил самые грубые, беззастенчивые шутки, нечувствуя ни малейшей неловкости, когда Иванушка отпускал скабрезности исальности в присутствии дам. Однако несколько дней назад шут крепкопроштрафился, когда, желая развлечь общество, вдруг начал весело гадать, что откого родится.

От Марьи Федоровны должны были родиться ангелочки, крылышки,салфеточки и прочая такая же дребедень. От великой княгини Елизаветы, нежнойкрасавицы, бутоньерки с цветами. Вообще в тот последний вечер во дворцеИванушка был с дамами весьма галантен, против своего обыкновения. Это наскучилоимператору. Вцепившись в ухо шуту так, что тот взвыл, Павел спросил:

— А от меня что родится?

— От тебя? — простонал шут, все еще кривясь от боли. — Кнутыда розги, штрафные роты и шпицрутены, а еще тараканы да пауки восьминогие.

При этих словах все присутствующие невольно взглянули намальтийские кресты, украшающие одежду каждого. В них и впрямь было что-топаучье. Даже странно, что никто не замечал этого раньше. Осмотрелся и Павел — иявственно побледнел. Он сделал попытку содрать мальтийский орден с рукава игруди, потом одумался и, с силой отшвырнув Иванушку, перекрестился. А потомобрушил на шута всю силу своего гнева, в котором явственно сквозил ужас…

Да, раньше Иванушке сходило и не такое, однако в тот вечерему не повезло.

С тех пор за ужинами было тихо, невесело, но такой поистинегробовой тишины, как в тот вечер, не было еще никогда…

По окончании трапезы великие князья и княжны хотели, пообычаю, приложиться к руке императора, поблагодарить его, но он растолкал детейи направился к выходу. Александр, неважно чувствовавший себя в последнее время— то ли от волнения, то ли простудившийся в вечной сырости Михайловского замка,— громко чихнул.

— Исполнения всех желаний, ваше высочество! — ироническивоскликнул император.

Александр невольно пошатнулся. Императрица отчего-то вдруггромко заплакала. Император взглянул на нее, передернулся и, бросив фразу,которой потом был придан особенный, роковой смысл: