Дея ждала этого вопроса и все же оказалась не готова. Отказывать другу было непривычно, но она понимала, что стоит дать слабину один раз и может случиться непоправимое.

– Ян, – начала она, осторожно подбирая слова, – ты теперь Верховный Сагорт, твое место в замке. Ты в любой момент можешь понадобиться Мрамгору.

– Маюн найдет меня, если я буду нужен.

– Да, но она не должна этого делать. Ты приносил клятву и наше положение, обязывает поступаться собственными интересами, – настаивала Дея. – Ты на службе, не забывай об этом.

– Моя служба не обязывает меня ночевать в замке, – не отступался Ян.

Дея взяла его руку и погладила с нежностью.

– Ян, это не просто… Мы привыкли всегда быть вместе, но теперь мой дом – это лес, а твой – замок. Но мы оба служим Багорту и оба остаемся в столице, это уже не мало.

– Ты намекаешь, что теперь мы будем видеться реже? – с горечью произнес он.

– Да, но ты по-прежнему мой лучший друг. И я не хочу, чтобы ты пропускал из-за меня тренировки, поэтому завтра ты весь день посвятишь занятиям, – она пристально и строго посмотрела ему прямо в глаза. – И занеси пожалуйста в библиотеку эти книги, – она протянула ему узелок, – конюх прав – этим я лесу не помогу.

– Когда я снова тебя увижу? – спросил он, поднимаясь и привязывая узелок к седлу.

Дея пожала плечами и подняла на Яна глаза полные сожаления, а он наклонился и с силой сжав ее плечи проговорил:

– Ты гонишь меня от себя. Почему?

– Ты делаешь мне больно, – простонала Дея.

– А ты!? – вскричал Ян, и в этот момент на его голову обрушилась тяжелая еловая ветка.

Он упал рядом с костром, и Дея поспешно склонилась над ним, но Ян был в порядке.

– Все нормально, – буркнул он, отстраняя ее руки. Он смерил дерево недовольным взглядом, – по крайне мере, теперь я уверен, что тебя здесь хорошо охраняют.

– Ты думал, что мне могла здесь угрожать опасность? – усмехнулась Дея.

– Веда, что устроил всю эту канитель с нашим похищением, все еще не вычислили, забыла?

– Я не думаю, что он рискнет причинить мне вред на моей территории, – успокаивала друга Дея, хотя и понимала, что не того Веда опасался Ян.

По правде сказать, Влада Дея и сама опасалась. А если быть точной, не самого Влада, а того, что он делал с ее неискушенным и горячим сердцем. Она уже решила для себя, что гордость ничего не будет значить, если она лишиться рассудка, пытаясь понять, что же с ним произошло. И надеялась только на то, что Ян не сделает по-своему и не станет искать завтра с ней встречи в лесу, потому что сама она собиралась отправиться на поиски Влада.

Глава 26

Падение.

Утро следующего дня было холодным и пасмурным. Туман накрыл озеро и поглотил весь лес, словно пытаясь спрятать от какой-то напасти. Дея поежилась, вылезая из шалаша. Спину ломило от непривычной жесткости, одежда отсырела и очень хотелось есть. С трудом оживив еле тлеющие угли, она подложила хворосту в кострище и, повесив над огнем свое платье, отправилась купаться.

Озерная вода освежила и придала ей сил. Русалки обтерли ее губкой, которая оказалась живой, затем расчесали волосы и накормили водорослями с рыбой. Деи такой завтрак был непривычен, но пока это было единственное, чего имелось в достатке кроме, конечно, ягод и грибов.

Одежда пропиталась дымом, но была теплой. Утешало, что ее плащ всегда оставался в идеальном состоянии; не промокал, не мялся и источал тончайший аромат кувшинок. Дея закуталась в него как в броню и направилась к дому Влада.

Покинув свои владения, она выехала на огромное поле, края которого терялись в тумане. На небольшом расстоянии от леса, стояла тонкая одинокая березка. Она словно бы заблудилась в мареве, пытаясь выжить в этом бескрайнем просторе, не дотянув всего десяти аршин до дома. Она стояла продуваемая всеми ветрами беззащитная и обнаженная. Ветер содрал с ее чахлого тельца почти все листочки, и тонкие ветви никли к земле, слегка раскачиваясь.

Дея остановилась подле нее и прикоснулась к стволу. Дерево молчало, оно было одиноким, неприкаянным. Она вспомнила как жила в том прежнем мире, который считала домом и поняла вдруг, что Ян прав – там они были словно эта чахлая березка – без роду и племени, без поддержки и защиты, лишенные возможности свершить предназначенное.

Постаяв у деревца еще немного, она двинулась дальше.

Как и в первое ее посещение усадьба Влада была сокрыта в тумане, но сегодня Дея заметила слабую точку желтоватого света у входной двери. Она прошла через незапертые ворота. Участок перед домом был не убран – дорожки устилала преждевременно слетевшая с деревьев листва, а под одним из дубов валялась пустая бутыль и потухший масляный фонарь.

Девушка прошуршала к входу в дом и постучала. Как и в прошлый раз никто не спустился. Она сделала еще одну попытку и снова ничего. Дея хотела было уже уйти и даже добрела до ограды, но оглянулась и задержала взгляд на зажженном фонаре, что висел у входа.

«Как долго может гореть масляный фонарь? – подумала она. – Что если хозяин пришел в ночи, а фонарь забыл на входе?».

Она развернулась и поторопилась исполнить задуманное, пока ею опять не завладела нерешительность. Схватив фонарь, Дея толкнула дверь и зашла в дом. Хозяина она звать не стала, а направилась прямиком на второй этаж. Спальня была не заперта, через маленькую щелку пробивался холодный свет и доносился тяжелый, сладковатый запах.

«А вдруг он не один?» – мелькнула неприятная мысль.

Она тихонько постучала, но ответом ей вновь было молчание. Осторожно приоткрыв дверь и заглянув внутрь, она увидела комнату располосованную лучами утреннего света. Пылинки танцевали в этом свету, было тихо и умиротворенно, Влад лежал на кровати со сложенными на груди руками. Дея оробела то этой покойничьей позы и, превозмогая дрожь в коленях, ступила в комнату.

На полу у самой кровати лежал Пес, скорбно уложив лохматую голову на вытянутые лапы. Он скосил на девушку свои глаза-фонари, но головы не поднял, продолжая пребывать в странной апатии.

Медленно, стараясь не смотреть на Пса, Дея подошла к Владу. В нос опять ударил тяжелый запах терпких трав и чего-то приторно сладкого. Девушку охватил мистический ужас, но она нашла в себе силы склониться к лежащему.

Первое, что она испытала – облегчение. Вед был неестественно