И это не просто труп, а труп уважаемого и очень влиятельногочеловека, прилетевшего в «Розу ветров» только вчера.

Почему он не взял отпуск? Сейчас бы это дерьмо разгребалкто-нибудь другой, а не он, Звягинцев. Ассенизатор из него никакой. Это еще вотделении признавали.

Почему он не взял отпуск?..

…Сегодня, в полвосьмого утра, его разбудил телефонный звонокпортье. Путаясь и сбиваясь, портье проблеял в трубку сонному Звягинцеву острашных криках, которые раздаются в номере люкс. К нему уже поступилонесколько звонков от соседей.

— Кто кричит? — спросонья Звягинцев задал самыйнелепый вопрос.

Портье сказал, что неизвестно, возможно, постоялица номераИнесса Шмаринова, к которой вчера прилетел муж.

— Это которая с травмами лежит? — уточнилЗвягинцев, хотя прекрасно знал: да, та самая.

— Да, та самая, — подтвердил портье.

— И давно кричит?

— Минут пятнадцать не переставая.

Замечательный у нас народ: кто-то орет благим матомпятнадцать минут, а тактичные соседи ограничиваются лишь звонками портье.

— Почему сам не поднялся, Иван?

Портье на другом конце трубки промолчал. Это былриторический вопрос. Иван никогда не поднимался в номера после того, как впрошлом году уже выдвинулся на крики в такой же номер люкс. Номер занимали«новый русский» с любовницей. «Новый русский» периодически напивался и биллюбовницу смертным боем. А когда Иван, дежуривший в тот день и принявшийнесколько таких же телефонных звонков от разбуженных соседей, поднялся в номерсо своим запасным ключом, то едва не получил пулю в лоб.

Избитая до полусмерти любовница от дачи показаний отказаласьи наличие пистолета у своего князька категорически отрицала. Пришлосьограничиться почтительным внушением, поклонами и извинениями. С тех самых порИван предпочитал не реагировать на подобные вещи.

— Ну и что теперь делать? — спросил Звягинцев упортье.

Ему не хотелось вылезать из кровати.

— Не знаю. Она очень сильно кричит.

— Ладно, — сжалился Звягинцев. — Вызывай покаохрану. Я сейчас подойду.

На сборы ушло несколько минут. Все это сопровождалосьгромким кряхтением и сетованиями на богатых постояльцев, которые творят богзнает что. Наверняка дело выеденного яйца не стоит, а тут, пожалуйста, бросайсвой здоровый сон и отправляйся на поиски компромисса между враждующимисторонами.

Но когда Звягинцев появился в холле отеля и увидел бледноелицо портье, он сразу понял: случилось что-то серьезное.

Бледные толстые губы Ивана мелко дрожали, а в глазах застылоскорбное выражение.

— Что? — настороженно спросил Звягинцев, уж больноне понравилась ему рябь, пробегавшая по гладким, женским щекам Ивана.

— Ребята уже в номере, — просипел Иван, —Радик и Коля…

Радик и Коля были самой тупой парой охранников. В преферансони тоже играли парой и всегда продувались.

— Ну? — поощрил запинающегося портье Звягинцев.

— Радик уже прозвонился… Там тело.

— Тело?

— Труп! — в отчаянии выдохнул Иван.

— Женщины?

— Мужчины…

— А женщина? Которая кричала?

— Она до сих пор кричит… Только не так, как раньше…

Голос сорвала. Ребята не могут ее успокоить… Это Радиксказал.

— Ладно. Я поднимаюсь. А ты свяжись с администрацией…

И нашего Айболита тоже вызови. И пробей город, пустьвызывают опергруппу.

— А телефон? — растерянно спросил Иван.

— Мать твою! Свяжись с телефонисткой. Свяжись черезкоммутатор. Пусть даст тебе телефон областного управления. Ты понял меня?

— Понял, но… Может быть, вам самому?

— Не сейчас. Сейчас я разберусь, что тамнаверху. — Звягинцев перегнулся через стойку и заглянул в сытые трусливыещеки Ивана. — Ты знаешь, что главное преступление уже совершено?

— Да? — Глаза Ивана закатились, и Звягинцев струдом успел поймать их блеклый отсвет.

— Самое главное преступление состоит в том, что весьштат на этом гребаном курорте упакован дураками.

— Вы полагаете?

— А ты — нет?..

Проклиная все на свете, Звягинцев поднялся в номердвенадцать.

Он услышал приглушенные, сдавленные рыдания еще в коридоре.Действительно, женщина потеряла голос: из ее горла вырывались только неясныехрипы.

Дверь в номер была приоткрыта. Звягинцев, почему-то нерешившийся распахнуть ее настежь, с трудом протиснул в нее свой живот. Картина,открывшаяся его взору, подтвердила самые худшие опасения.

Посреди комнаты действительно лежал труп.

Мужчина лет пятидесяти, Звягинцев вчера уже видел егомельком: муж стриженой кошки, подруги Ольги Игоревны Красинской. И отец самойОльги.

Плотный Радик, ведущий в охранном дуэте, сидел на корточкахперед трупом. А долговязый ведомый Коля беспомощно стоял рядом с широкойкроватью. На кровати лежала стриженая кошка, которая так не нравиласьЗвягинцеву. Но сейчас он испытал к ней чувство острой жалости.

Она уже не могла кричать, а только судорожно всхлипывала.Ладно, труп — потом. Труп никуда не денется. А сейчас нужно привести в чувствоженщину.

— Ну, что стоишь? — прикрикнул на заторможенногоКолю. — Хотя бы воды принеси. , Коля отправился в ванную за водой, аЗвягинцев присел на край кровати.

Девушка находилась в шоковом состоянии: она не смотрела наЗвягинцева; ее взгляд был прикован к распростертому на полу телу.

— Инесса! — Звягинцев даже вспомнил, как зовутподружку Ольги. — Вы слышите меня, Инесса?

Из груди Инессы вырвался сдавленный стон.

Звягинцев порылся в бездонных карманах и вытащил мятуюокаменевшую карамельку «Барбарис» с налипшими на нее табачными крошками. Точнотакую же в свое время он дал ее подруге Ольге у скал с несуществующей пещерой.

— Хотите конфетку? — ляпнул Звягинцев.

Этот будничный вопрос, как ни странно, возымел действие:Инесса перестала всхлипывать и воззрилась на Пал Палыча.

— Что?

Звягинцев ловко развернул карамельку толстыми пальцами ипротянул ее Инессе.

— Возьмите, она вкусная.

Девушка машинально взяла ее и сунула себе в рот.

— Вот и ладушки. — Звягинцев шумно вздохнул иповернулся к Радику. — Накрой его чем-нибудь. Пока, — прошипел онохраннику. — И двери прикрой, чтобы зеваки не скапливались. Мало ли что…