— Да.

— Слушай, Иона! Почему ты до сих пор здесь, в этойдыре? Или не хватает храбрости бороться с настоящим миром?

Который внизу?

— Почему же? Хватает. — Он все еще пыталсяразговаривать с ней, как с трезвой.

— Тогда в чем дело? Перебирайся к родственникам в Первопрестольную.Я могу переговорить с отцом. Он устроит тебя на подведомственную бензоколонку,где черный нал и все всем довольны.

— Думаю, не стоит.

— Отчего же. Иона? Будешь соблазнять баб своим именем,несмываемым загаром и блеском в глазах… Твое здоровье!

Она подняла рюмку с водкой, но Иона проворно отобрал ее.

— Думаю, тебе хватит на сегодня.

— Не твое дело.

— Мое. — Он упрямо нагнул подбородок. — Нехочу, чтобы ты была в таком виде.

— Иона, мальчик мой! Ты еще не знаешь моего настоящеговида. Я, кстати, тоже не знаю… Вернее, не помню. Говорят, я страшна в гневе имогу разнести к чертовой матери все, что угодно.

— Пойдем.

— Нет. Хотя… Вот что… Я знаю, куда мы пойдем. Я хочупознакомить тебя с отцом. Сюда заявился мой отец.

— Я знаю.

— Представлю тебя как брата моего мужа.Благовоспитанный молодой человек с романтической профессией в крепких руках.Как тебе?

— В качестве брата мужа — не надо.

— Тогда в каком же качестве? — Ольга рассмеялась.

— Ни в каком. Пойдем.

— Хочешь довести меня до дома и трахнуть?

В глазах Ионы мелькнула жалость. Пожалуй, сейчас он похож набрата, даром что масть совсем другая… Масть совсем другая, порода совсемдругая… Он совсем другой.

Иной. Так будет лучше. Иной Иона.

— Нет. Я не хочу быть с тобой. — Скажитепожалуйста, он даже избегает стойкого идиоматического выражения: «Я не хочутебя трахать, беби».

— Отчего же? Я тебе не нравлюсь?

— Сейчас нет.

— Ну и черт с тобой! Поищу кого-нибудь, кому бы японравилась.

Не говоря ни слова, Иона поднялся из-за стола и ухватилОльгу за плечи.

— Пойдем.

— Нет.

— А я сказал — пойдем.

Сопротивляться силе, скрытой в нем, было бесполезно…

И не все ли равно, куда они пойдут? И где она окажетсязавтра утром. В снегу, возле коттеджа, в ледяном склепе или в своем собственномкошмарном сне…

В дверях они столкнулись с возвращающимся Марком.

Ему не просто не понравилась инициатива Ионы — он былвзбешен.

— Куда это ты ее тащишь, парень?

— Домой. Разве не видишь, что она напилась?

— По-моему, это не твое дело.

— Ты же ее оставил.

— Я не оставил, — Марк вдруг начал оправдыватьсяперед младшим братом. — Я вышел только на минуту.

— На минуту?

— Ну хорошо. Пусть не на минуту. Мне нужно было выйти.

— Все равно. Нельзя было ее оставлять.

— Как бы там ни было, я уже пришел. И тебе нечегоделать рядом с моей женой. С моей, — Марк сделал ударение именно на этомслове, — женой.

Иона сжал кулаки, но все же отступил. Как в тумане Ольгавидела его прямую и жесткую спину: до чего же безобразно она напилась, до чегоже ужасно, что Иона увидел ее жалкое и стремительное падение.

— Ты как? — спросил Марк.

— Не очень хорошо, — честно призналась Ольга.

Марк усадил Ольгу за столик рядом с выходом. Из открытойдвери в помещение проникал морозный воздух, и Ольге стало легче. Быстрое иотчаянное опьянение понемногу проходило, на смену ему пришла такая же отчаяннаятошнота.

— Я сейчас, — прошептала Ольга Марку, с трудомсправляясь с ней.

— Я провожу тебя, — все-таки он понимал се сполуслова.

— Зачем ты позволил мне так напиться? — жалобноспросила она, но даже не стала выслушивать явно запоздавший ответ.

…В туалете ее вывернуло наизнанку, но стало намного легче.

Несколько минут она стояла перед зеркалом, разглядывая своисобственные, смазанные алкоголем черты. Самым ужасным было то, что онапозволила себе распуститься перед Ионой, и еще это пьяное, дурно пахнущеекокетство… Ольга опустила голову в раковину и до упора вывернула кран схолодной водой.

Когда она вернулась в зал, у нее защемило сердце: рядом сМарком сидел отец. Только этого не хватало! Отец — испытание еще потяжелееИоны. Придав своему взгляду максимально трезвое выражение, она присела застолик рядом с Марком.

— Привет, пап! А почему ты здесь?

Шмаринов внимательно посмотрел на дочь. Когда только онуспел выпить?

— Девочка заснула. И спать будет до утра, если веритьнемецкому снотворному вашего коновала. А я решил проведать вас. Тем более чтоМарк рассказал мне о твоих подвигах.

— Подвигах? — Ольга напряглась. Даже если хмель изабивал поры ее тела, то теперь он выветрился окончательно. — О какихподвигах?

Неужели Марк поделился своими опасениями с отцом и в Москвеее ждет хорошо унавоженная и уставленная орхидеями одиночная палата в закрытойклинике? Отец, много лет проживший с душевнобольной, знает толк в такиходиночных палатах.

— Тебе не стоит пить, малыш.

Только и всего! Ольга с благодарностью посмотрела на Марка.

— Ну, рассказывайте, почему это произошло.

— Что именно, папа?

— Почему вы оставили ее одну? — Черты лицаШмаринова заострились.

— Что значит — «оставили одну»?

— Меня интересует, почему она оказалась на трассе одна.

Никаких инструкторов, никого рядом.

— Папа!..

— Ты же должен был знать, Марк, что девочка никогдапрофессионально не каталась на лыжах.

Сейчас он начнет выговаривать им все, что думает, нестесняясь в выражениях. Это будет похоже на производственную выволочку, которыепериодически устраивает отец своим подчиненным, чтобы держать их в форме ивоспитывать дух семейственности и коллективизма, который культивируется вклановых японских фирмах. «Я не более чем подчиненная, последняя в ряду, —подумала Ольга. — Эмблема концерна выгравирована у меня на лбу, вот и всепреимущества первородства».

— ..Совсем необязательно быть профессионалом, чтобысъехать с горы, Игорь Анатольевич, — попробовал защититься Марк. — Ипотом — это спорт, и довольно экстремальный.