— Да что с тобой?

— Ничего. Ты видел, как он облизывал ее конечности? Ах,эти крохотные больные ножки!.. Ах, моя безвинно пострадавшая девочка… «Яупраздняю горы» — ты слышал что-нибудь подобное, Марк? Он не поговорил с нами итрех минут… Он даже не поговорил со мной, его дочерью! Как будто бы я пустоеместо…

— Ну, если бы такое произошло с тобой…

— Если бы такое произошло со мной, он бы и ухом неповел.

— Правильно. Ухом повел бы я. Твой муж, если ты ещепомнишь.

— Да. Но он мой отец…

— Кара! — Он заглянул ей в глаза. — Не будьребенком.

Это нехорошая ревность. Она может завести тебя черт знаеткуда.

— На что ты намекаешь, Марк? — Она настороженнопосмотрела на него.

— Во всяком случае, я рад, что ты в отличной форме. Всепрошло, да? — Он ненавязчиво напомнил ей о событиях последних дней.

— Да. Все прошло. Пойдем выпьем за прилет. Он все-такимой отец…

* * *

…Она напилась.

Сидя за отдельным столиком в баре, в обществе мужа, под нескончаемыйразговор об отце, который Марк даже не находил нужным пресекать, она напилась.

Напилась впервые за много лет. Безобразно, отчаянно, минуятихую и благостную стадию легкого опьянения и жизнеутверждающую — среднего.Поначалу Марк еще как-то пытался контролировать процесс, но потом просто махнулрукой.

Ольга, долгие годы принимавшая только щадящие дозы коньяка(не больше, чем сто грамм в один час и в одни руки), теперь пила все подряд.Марк устал подходить к стойке и заказывать новые напитки.

— А почему ты все это мне приносишь? — пьянохихикая, спрашивала Ольга, опорожняя очередную рюмку холодной лимонной водки.

— Потому что ты устраиваешь истерики из-за каждогостакана.

— Ты хочешь меня напоить, да?

— Нет. Я не хочу тебя напоить. Ты сама этого хочешь.

— А ты решил мне потакать? Ты очень внимательный муж…

Ничего не скажешь… Ты хочешь сделать из меня сумасшедшую…

— Кара!

— Только учти, — Ольга погрозила емупальцем. — Ничего у тебя не получится! Никогда. Я здоровый человек.

Она обернулась к соседнему столику, за которым сиделапожилая, весьма благообразная пара: шейные платки, пестрые гавайские рубахи,уместные разве что на Карибах, и матовый блеск черепов, просвечивающих сквозьседые волосы.

— Это мой муж! — Ольга ткнула открытой ладонью вМарка. — Мой любящий муженек! Хочет выдать меня за шизофреничку,страдающую раздвоением личности и подверженную психозам…

— Кара!

— Не затыкай мне рот!..

Ольга с трудом вылезла из-за столика и направилась кневинной супружеской чете. Подсев к старику, она положила локти на стол изаглянула ему в глаза.

— Вот вы! Вы когда-нибудь женились бы на молоденькойсучке только потому, что у нее груди, которые автоматически наводятся на первыйпопавшийся член? А?

Марк предпринял вялую попытку водрузить жену на место.

— Пошел ты! — отмахнулась Ольга. Она вдруг сталанаходить странное, почти болезненное наслаждение в этом своем состоянии.Пожалуй, стоит начать пить, и тогда тебе будет совершенно наплевать на целуюдивизию душевных расстройств.

— Вы не ответили! — донимала Ольга старика. Егосупруга наклонилась к нему и что-то шепнула на ухо.

— Больше двух говорят вслух, — радостно сообщилаОльга. — Вы, наверное, меня осуждаете?

В прозрачных, давно утративших цвет глазах старика неотразилось никаких эмоций.

— Осуждаете! — констатировала Ольга.

— Кара! — Марк повысил голос.

— Ich verstehe nicht <Не понимаю (нем.).>, —промямлил старик.

— О! Я тоже так думаю, — Ольга опять захихикала иположила руку старику на плечо.

Терпение Марка лопнуло. Он встряхнул Ольгу.

— Не нужно, кара! Они не понимают. Они иностранцы.

— Что ты говоришь!

— Ich bedaure <Я сожалею (нем.).>, — сказалон старику, приложив руки к груди. — Идем! Нам нужно домой…

Они уже начали привлекать внимание соседних столиков — Ольгебыло наплевать на это. Но, похоже, что и щепетильному Марку было на этонаплевать…

— Пойдем, кара.

— Нет. В этот склеп я не пойду… Во всяком случае,сейчас…

Ты снова будешь пичкать меня снотворным и говорить, что я нев себе. Я в себе, слышишь!

— Хорошо, — неожиданно легко согласилсяМарк. — Если ты хочешь, посидим еще.

— Я хочу! Я хочу, слышишь!

— Только сиди спокойно. Я отлучусь ненадолго.

— К врачу, да? — Ольга жалобно рассмеялась. —За консультацией… Что делать с буйно помешанными, да?

— Не говори глупостей…

Марк поднялся и вышел из зала. И слава богу. Можно хоть нанесколько минут остаться в одиночестве. Ольга обвела глазами окружающих:пожалуй, в одиночестве здесь не останешься… И почему они так смотрят на нее?Осуждают за лимонную водку? Или за текилу? Или за те ледяные скульптуры,которые она якобы разнесла? Об этом наверняка знает весь курорт, включаяфуникулер, подъемники и вешки для слалома. Как раз те, возле которыхопрокинулась папочкина молодая жена… Вот будет забавно, если она не встанет…Интересно, с кем тогда она будет крутить шашни? Папочка, должно быть, втайнеобрадуется — его драгоценная девочка будет принадлежать только ему…

«Почему все на меня смотрят? Может быть, они узнали опещере?»

Едва Ольга подумала об этом, как к горлу подступил липкий,уже начавший забываться страх… Она же видела, видела все это. Так же реально,как и в своем ночном кошмаре…

Только вот что было сначала — курица или яйцо, кошмар илиреальность… Не нужно ей было столько пить. Почему Марк, всегда такойнепреклонно-внимательный, позволил ей напиться? И куда он пошел?

— Тебе нехорошо?

Ольга подняла глаза. Рядом со столиком стоял Иона.

— А-а… Вот и ты! Как только исчезает старший братец,так сразу появляется младший, в надежде на объедки с барского стола…

— Здорово же ты накачалась!

Иона присел за столик и робко коснулся ладонью ее волос.

— Не твое дело.

— А куда отчалил твой благоверный? Что-то он выбежал избара быстрее лани.

— Не твое дело!

— Вот что… Давай-ка я отведу тебя домой.

— О! Еще один благодетель. Это у вас семейное, да?