Оркестр наяривал вовсю, и я решил пойти на кардинальныемеры.

– Дана, пошли потанцуем.

Я потянул ее за руку.

– Как, уже?! Нет, я не могу, я боюсь.

На ее лбу выступили капельки пота.

– Да нет, не «уже», а «еще», – рассмеялсяя. – Там целая толпа танцует, пойдем, просто потолкаемся, без всякихизысков. Ну чего тут стоять? Скучно же. Заодно и разомнемся немножко.

– Иди-иди, – подтолкнул дочь МихаилОлегович, – Павел правильно говорит.

Я вытащил ее в толпу танцующих, в самую середину, чтобы насникто особо не видел, встал в позицию и начал осторожно двигаться. Музыка быладля танго не очень подходящей, но я импровизировал на ходу, придумываядвижения, попадающие в такт. Никто не обращал на нас внимания, всеразговаривали, смеялись, некоторые танцевали с бокалами в руках, а мыпотихоньку разогревались. Ничего страшного не происходило, я понемногу усложнялдвижения и с удовлетворением чувствовал, что Дана ловит мою «танцевальную»мысль и слушается.

Прошло, наверное, полчаса. У меня созрел план, и я ждалудобного момента. Оркестр заиграл танго, совсем не такое, как надо и к какомуДана привыкла, но все равно это было танго, и ритм был правильным. Резкимдвижением я крутанул Дану вокруг себя, разметав плотную толпу, и начал танец.Она ничего не поняла, не заметила, думая, что мы продолжаем разминаться. А уж втом, что она не станет крутить головой и глазеть по сторонам, я был уверен.Слишком хорошо я ее изучил.

Народ был еще не пьян, и все сразу заметили, что мы непереминаемся с ноги на ногу, а действительно танцуем. Пространство вокруг насмоментально стало свободным. А Дана ничего не замечала. От испуга, наверное.Она делала ошибки, но совсем несущественные и вполне простительные, тем болеечто общего рисунка они не портили.

– Ну вот и все, – шепнул я, когда смолк финальныйаккорд. – А ты боялась.

Она растерянно остановилась и в ужасе оглянулась. И тут насбуквально сшиб с ног шквал аплодисментов. У меня даже уши заложило.

Сквозь толпу к нам пробрался банкир-юбиляр, обнял нас. Тутже какие-то услужливые парни поднесли ему микрофон.

– Дамы и господа! Позвольте представить вам Богдану,дочь нашего уважаемого Михаила Олеговича Руденко, которая только что порадоваланас страстным аргентинским танго вместе со своим партнером Павлом Фроловым.

Произнося мое имя, банкир слегка запнулся и посмотрел вбумажку, но все равно я был ему благодарен. Все шло так, как нужно. Если Данапереживет, не потеряв лица, всеобщее внимание к себе такой толпы чужих людей,то можно считать, что половину своей задачи я выполнил. Останется только убратьеще килограммов двадцать – и всё.

Дана вцепилась в мою руку и снова зажалась. Я буквальнокожей ощущал, как каменеют ее еще минуту назад такие подвижные мышцы.

– Перестань трястись, – шепнул я ей на ухо, –все уже закончилось. Ты прекрасно танцевала. Расслабься, ничего страшного не происходит.

Через минуту мы уже стояли рядом с папаней и Ларисой,которые чуть не лопались от гордости и принимали поздравления.

– Ой, Ларисочка Анатольевна, какая чудесная у васдевочка…

– Миша, ну ты даешь! Чего ты прятал такое сокровище?Почему никогда не привозил?

– Потрясающий концертный номер! Жаль, что нынешняямолодежь пренебрегает бальными танцами, это так красиво!

– Какую школу танцев вы посещали, Ларочка? Запиши мнеадрес, я туда свою Аньку запихну…

– Богдана, а это ваш постоянный партнер? Вы с ним и наконкурсах выступаете?

Я давился от смеха, но старался не оплошать и не подвестипапаню, демонстрируя дурные манеры.

Но пора и честь знать. Слишком большие нагрузки вредны,особенно без тренировок. Дана стояла ни жива ни мертва, и я всерьез начал побаиваться,как бы она в обморок не грохнулась.

– Михаил Олегович, – шепнул я хозяину, – еслипо уму, то надо бы Дану домой отправить. Она переволновалась и очень устала снепривычки-то. Давайте я ее отвезу.

Он кивнул, что-то сказал Ларисе и повел нас с Даной кмашине.

Едва машина миновала шлагбаум парковки, Дана разрыдалась. Нувот, начинается.

– Ну что ты? Что опять не так?

– Все та-а-ак, – прорыдала она, прижав подолкрасивого платья к лицу.

Значит, никакой беды. Просто накопившееся напряжение нашловыход. Ну и слава богу.

* * *

Нана Ким давно потеряла интерес к семье Руденко и прекратиламеня истязать. То ли поняла, что от меня толку все одно не будет, то ли сделалакакие-то свои выводы и успокоилась. После истории с Леной я стал сторонитьсявсех, кроме Даны, без необходимости не проводил в столовой ни одной лишнейминуты, контактируя в основном с папаней, и то только в дни зарплаты или еслион требовал отчета. Поэтому не имел ни малейшего представления, что там у нихпроисходило, кто с кем ссорился и почему. К Володе я больше не заходил, доводилДану до его квартиры и убегал, даже не дожидаясь, пока ей откроют дверь. САртемом отношения тоже как-то не сложились: за то время, что он дулся на меняиз-за измененного графика, мы отдалились друг от друга и впоследствии так и несблизились. Между утренними и вечерними занятиями я либо мотался по городу скакими-то придуманными целями, изображая перед самим собой видимость активнойжизни, либо сидел в своей конуре за компьютером или перед телевизором, а то ивообще спал.

Что со мной происходило? Не знаю. Может быть, мое нутроникак не могло смириться с приговором врачей, и я просто психовал? Или оно,нутро это, решило затаиться и вроде как заснуть, чтобы в один прекрасный деньпроснуться и начать новую жизнь, не помня о жизни предыдущей и не сожалея оней? Я не спец в этих вопросах, поэтому ответа у меня нет. Могу толькопредположения строить.

Миновало лето, кто-то ездил в отпуск, кто-то возвращался –все проходило мимо меня, не вызывая интереса. Близился сентябрь, и мнеказалось, что Дана обрела достаточно приличную форму, чтобы вернуться вгимназию. Но она возвращаться не собиралась.

– Ни за что, – твердо ответила она на мойвопрос. – Они будут меня рассматривать и издеваться. Видеть их не хочу.

– Но ты можешь пойти в другую школу. Совсем необязательно возвращаться к тем, кто тебя однажды обидел.

– Нет. Мне и дома хорошо.

– Ну ладно, а как же институт? Тебе остался всего одиншкольный год, потом-то надо будет продолжать учебу в институте. Ты там тожебудешь экстерном учиться?

– Ну, институт – совсем другое дело. Там люди другие. Ав школу больше не пойду. Ни за что. Я лучше буду на спортинг ездить. Еслиходить в школу, то когда же стрелять?

Мы продолжали заниматься, и все шло по-прежнему. В конценоября Анатолий Викторович Николаев сказал, что через две недели состоятсясоревнования, на которых будут судьи республиканской и международной категории.Я-то хорошо понимал, что это означает, судьи такого уровня имеют правоприсваивать квалификацию, а вот Дана пока не въезжала.