В июне она сдавала выпускные экзамены, и в клуб мы ездитьперестали – папаня запретил.

– До осени – никакой стрельбы, – отчеканилон. – Пусть получит аттестат, подготовится к вступительным экзаменам,сдаст их, а потом может делать что хочет.

Во мне забрезжила слабая надежда на отпуск. Без малого двагода, как я пашу на эту семейку без выходных. Может, мне дадут все-такивздохнуть? Я осторожно поинтересовался собственными перспективами, на чтопапаня вместо ответа велел позвать Дану.

– Ты еще собираешься худеть или уже достаточно? –спросил он.

– Еще двенадцать килограммов осталось.

– Помрешь от истощения, – проворчал МихаилОлегович. – Что от тебя останется-то? Ни кожи, ни рожи, ни бородавок.Может, остановишься?

– Нет. Смотри, – она захватила пальцами упругиескладки на животе и бедрах, – вот это все лишнее, это надо убрать.

– Ну, как знаешь. Значит, придется еще поработать.

Мы сошлись на том, что заниматься с Даной до окончаниявступительных экзаменов в институт я буду только один раз в день, по утрам.Естественно, на зарплате это не скажется. То есть вставать придется по-прежнемурано… Жаль. Никаких особых выгод получить не удалось.

Но лето я все равно провел отлично. У меня появилась оченьславная девушка, Оля, она работала приемщицей в химчистке, куда я сдавал своишмотки. Свободного времени у меня было навалом, каждый день в девять утра яосвобождался, и если Оля не работала, мы ехали на пляж или за город, а то ипросто катались на машине, гуляли, ходили в кино или заваливались ко мне домой,а если работала, я предавался сладостному безделью. К этому времени я уже купилсебе комп и мог в полный рост наслаждаться любимыми играми в домашних условиях.

Но экзамены – и выпускные, и вступительные – закончились,Дана поступила в свой институт, и папаня снова изменил мне график. Теперь мыездили в клуб по вторникам и четвергам во второй половине дня, после того, какДана возвращалась из института, по воскресеньям – с утра, а в остальные днизанимались дома с шести до восьми вечера. За лето Дана, несмотря на ежедневныедвухчасовые занятия, не сбросила ни грамма, и я подозревал, что она просто елане то, что нужно, и нарушала режим. Но это, учитывая экстремальность ситуации инервное напряжение, вполне объяснимо и простительно. Без сладкого голова плохоработает, это общеизвестный факт.

В конце сентября ожидалось большое семейное торжество –Владимиру Олеговичу исполнялось сорок лет. Трубите, фанфары! Дана всю плешь мнепроела разговорами о том, что ей подарить любимому дяде. И вдруг за два дня доюбилея Владимир повредил ногу, причем как-то серьезно. Ему наложили лангету ивелели лежать или сидеть, но ни в коем случае не ходить. Изначальнопредполагалось, что день рождения, выпавший аккурат на воскресенье, будетотмечаться в ресторане, но в пятницу к вечеру, после того как Володя оказалсязакованным в лангету от щиколотки до бедра, торжество отменили.

В воскресенье утром я повез Дану на тренировку по спортингу.Подарок она наконец купила и всю дорогу из клуба домой предвкушала, как вручитего дядюшке, и как он будет рад. Мы только-только пересекли Кольцевую, какзазвонил мой мобильник.

– Вы где?

Папаня. Голос какой-то странный. Чужой. Глухой.

– МКАД пересекли. Через полчаса будем дома.

– У нас несчастье. Володя умер. Ты там Дану подготовькак-нибудь.

Я сидел как пришибленный, не в силах пошевелиться. Дануподготовь… Меня бы кто подготовил. Как же так? Еще вчера вечером он был живой ипочти совсем здоровый, от травмы ноги никто не умирает, а все остальное у негобыло в полном порядке.

Дана была в таком шоке, что даже не плакала.

Возле подъезда нас поджидала Лариса Анатольевна. Едва Данавышла из машины, мать бросилась к ней, обняла и повела домой, даже неоглянувшись на меня. То есть дала понять, что мне тут делать нечего и в моемприсутствии никто не нуждается. Оно и понятно. Кто я им? Наемный работник,домашний персонал. А к Владимиру Олеговичу так и вовсе никакого отношения неимею. Что же касается Даны, то без меня девочка не пропадет, в доме полнолюдей, одна она не останется.

Я был уверен, что в течение как минимум недели непонадоблюсь: какие могут быть спортивные занятия, когда в семье горе? И страшноудивился, когда на следующий день вечером мне позвонил участковый Дорошин.

– Надо бы пересечься, – коротко попросилон. – Если можно, прямо сейчас.

Мы встретились возле станции метро «Чистые Пруды» и уселисьза один из расставленных вдоль бульвара столиков. Дорошин был в гражданском ивзял пиво, я тоже себе позволил: из-за пробок на дорогах не рискнул садиться заруль и приехал на метро.

– Сегодня было вскрытие, – начал Дорошин, слизав сгуб пену. – Беда пришла в кишлак Руденко, как это ни прискорбно. Ворганизме Владимира Олеговича обнаружили лошадиную дозу сильнодействующегосердечного препарата.

– Он дозировку перепутал? – догадался я.

– Да нет, Паша, там таблеток столько, что неперепутаешь. Можно вместо одной выпить две, но не двадцать же. Следовательсегодня начал допрашивать всех членов семьи по очереди. Вчера они с самого утрапотянулись к покойному поздравлять с днем рождения и дарить подарки. Всеприходили, кроме племянницы, которую ты увез на тренировку. Приходили в разноевремя, кто в начале девятого, кто в девять, кто в десять. Причем, кроме членовсемьи, никто больше в квартиру не заходил. Потом Владимиру Олеговичу сталоплохо, жена вызвала «Скорую», его увезли, но, к сожалению, не довезли, онскончался по дороге в больницу. Однако врачи, пока еще пытались его откачать,что-то такое почуяли и звякнули в прокуратуру и нам. Следователь тут же сделалстойку, видать, настроение у него было хорошее, боевое, дело возбудил ипомчался на квартиру к покойному с обыском. И что ты думаешь? В комнате чашкастоит, огромная такая, керамическая, в ней – остатки чая. В мусорном ведре –пустая конволюта от сердечного препарата. Эксперт эту конволюту – хвать! И тутже порошочком обработал. Ни одного следа. Ни единого. Все стерто. Вот и скажимне, может человек регулярно доставать из конволюты таблетки и не оставить наней ни одного следа? Не может. Да и зачем человеку, имеющему совершенноздоровое сердце, принимать эти таблетки? Бред же, согласись. Да еще двадцатьштук. Кстати, таблетки принадлежат матери покойного, ей врач их уже много летпрописывает.

– Может, это не ее таблетки, а просто такие же? –предположил я, с трудом переваривая услышанное.

– Да нет, Паша, не такие же, а именно что ее. Изквартиры Владимира Олеговича следователь поскакал к его брату и задал вопрос влоб: мол, откуда у покойного препарат. И матушка его сначала сразу сказала, чтопринимает такой же, а потом пошла к себе в комнату, чтобы принести своелекарство и показать следаку. Возвращается и говорит: было три упаковки, аосталось только две, одна куда-то подевалась. Вот и считай. Стянул кто-то у бабушкитаблетки и Владимиру Олеговичу в чай сыпанул. Чашку с остатками чая следовательс места происшествия изъял, эксперты быстренько посмотрели – все точно,таблетки там растворены. Это я все к тому тебе рассказываю, что завтра с утратебя следователь вызовет, и если тебе есть что мне сказать, ты скажи лучшепрямо сейчас. Время дорого. Я бы до завтра что-нибудь успел. Вот ведь гнилоедело! Вся семья под подозрением, все к покойному приходили, и каждый имелвозможность его отравить. Хорошо хоть тебя и девочки не было, все-таки на двачеловека меньше. Ну и Музу Станиславовну вычеркиваем.