– Еще немного, – пробормотал Абьери. – Кажется, что-то есть.

Он уже почувствовал легкое покалывание в пальцах, увидел мелькнувшее в стеклах мозаики отражение пламени, но тут в комнату проникли первые лучи рассвета, и в тот же миг камень снова стал мертвым и холодным.

Алессия Пьезе

Рассвет медленно поднимался над Хардой. Острые края скал, огромные камни и даже мелкая крошка тропы окрасились розовым. Поднявшийся ветер трепал подол, пробирался под нижнюю рубашку, заставляя ежиться от холода.

– Идем, – закинув на плечо мешок, подтолкнул меня к тропе храмовник.

Я шагнула на скрипучие камни и пошла вперед, к виднеющемуся впереди разлому. Ночью мне показалось, что до него далеко, но при свете дня расстояние выглядело не таким уж и большим. Полчаса-час – и мы на месте.

Шли молча. Я слышала, как шуршат камни под ногами Гвидо, с каким противным звуком дребезжит содержимое его мешка, и упорно продвигалась вперед. Мне хотелось поскорее попасть в разлом и избавиться от настырного храмовника. «Давай, Леся. Осталось совсем немного», – подбадривала себя, но тело, утомленное долгой дорогой, с трудом выдерживало быстрый темп.

– Что ты плетешься? – выругался Гвидо. – Можешь быстрее ногами шевелить?

Я только стиснула зубы и прибавила шаг. Ничего. Посмотрим, как запоет храмовник, когда окажется в темноте разлома. Зря он рассчитывает попасть в мой мир. Когда я спрашивала у Лючии, можно ли вернуться через лабиринты Харды, та только головой покачала и ответила, что этот путь слишком опасен и нет ни одного человека, сумевшего пройти его дважды. Так что храмовнику ничего не светит – даже если бы я и захотела, то не смогла бы привести его в свой мир.

Я незаметно оглянулась. Гвидо выглядел откровенно плохо: воспаленные, запавшие глаза, заострившиеся скулы, заросшие черной щетиной щеки, полыхающий безумием взгляд. Храмовник так рвался к цели, что почти не ел и не спал, отключался всего на несколько минут, тут же вскидываясь и начиная озираться. Мне его даже жалко становилось, правда, потом я вспоминала, что из-за этого сумасшедшего оставила Беттину, и жалость испарялась, словно ее и не было.

Камни стонали и скрипели под нашими шагами, монотонность пейзажа притупляла сознание, и я не сразу поняла, что что-то изменилось. Я прислушалась к себе. Внутри возникло ощущение, что мы здесь не одни. Неужели кто-то идет по нашим следам?

Я осторожно покосилась по сторонам, стараясь не показать своего интереса идущему следом Гвидо, и заметила у подножия горы мелькнувшую тень. Сердце забилось быстрее. Кто это? Человек или птица? Интересно, нас увидели? Может, я сумею позвать на помощь?

– Стой, – буркнул Гвидо. – Это где-то здесь.

Пока я отвлекалась от тропы и пыталась рассмотреть, что происходит внизу, мы успели дойти почти до самого разлома.

Он чернел прямо перед нами, напоминая открытый в крике гигантский каменный рот. Мне даже почудилось, что я слышу отголоски этого крика – безнадежного, отчаянного, наполненного болью и страхом.

По спине пробежали мурашки. Вот и начало испытаний. Дальше будет только сложнее. Гвидо тоже что-то почувствовал. Ноздри крупного носа дрогнули, рот оскалился в злой усмешке, в глазах мелькнула звериная настороженность. Он весь напоминал учуявшего опасность хищника.

– Ты его видишь? – спросил Гвидо.

– Кого?

– Вход.

– Да вот же он, прямо перед нами.

– Что там внутри? – тихо спросил храмовник, разглядывая черноту разлома расфокусированным взглядом.

– Камни, – пожала я плечами, пытаясь понять, что не так с Гвидо. – Проход. Что-то вроде длинных спиралевидных коридоров.

Внизу снова мелькнула тень, и я увидела поднимающегося по тропе мужчину. Кто он? Друг или враг? Хотя какие тут могут быть друзья? Скорее всего, еще один безумец, решивший пробраться через петли времени.

– Коснись рукой края разлома, – приказал храмовник, а когда я выполнила приказ, грубо буркнул: – Пошли.

Гвидо зажег факел, подтолкнул меня вперед, вынуждая шагнуть в темноту, и вошел следом, освещая неровные выступы скал и узкий, уходящий вдаль коридор.

– И не вздумай хитрить, – настороженно оглядываясь по сторонам, предупредил храмовник.

Я только кивнула, а сама подумала о том, что скоро Гвидо забудет и обо мне, и о себе, и о том, зачем сюда пришел.

Первые метры подземного путешествия дались относительно легко. Мы быстро пробирались сквозь узкие проемы, протискивались через расщелины и поднимались по вырубленным природой ступенькам. Но с каждым пройденным шагом дышать становилось все тяжелее, воздух густел, и даже просто для того, чтобы вздохнуть, приходилось прилагать усилия.

– Уверена, что мы идем правильно? – прохрипел Гвидо.

Он побледнел, на высоком лбу выступили мелкие капли пота, тонкие губы заметно посинели.

– Как видишь, тут всего одна дорога. – Я остановилась, пытаясь отдышаться.

– Чего встала? Идем, – нахмурился храмовник.

Что ж, если ему так хочется…

Я двинулась вперед, напряженно вглядываясь в очертания очередного проема. Память подкинула то, что ждет за ним, и я постаралась подготовиться. Главное, не бояться и не терять головы. Иначе у меня не получится вернуться.

Не успела так подумать, как налетевший неизвестно откуда сильный порыв ветра задул факел, и мы с Гвидо остались в полной темноте.

– Эй, ты где?

Холодная рука цепко ухватила мою ладонь.

– Стой на месте, я зажгу факел, – приказал Гвидо, а я усмехнулась. Что ж, пусть попробует. Здешний мрак не терпит света, и вряд ли у храмовника получится это изменить. Когда-то я спалила целую коробку спичек, надеясь зажечь импровизированный факел из веревки. Да только огонь здесь не горел.

Я оказалась права. Сколько Гвидо ни бился, у него ничего не получилось.

– Что за дьявольщина? – ругался он, раз за разом щелкая магическим кресалом. Вот только магия разлома глушила любую другую.

– Ладно, пойдем в темноте, – признал поражение храмовник и подтолкнул меня вперед.

Он прошептал что-то еле слышно, но я не сумела разобрать ни слова. А уже в следующую минуту началось то, чего я так боялась.

Алессандро Абьери

Сальваторе пропал. Алессандро несколько раз пытался вызвать наемника, но переговорный камень лишь потрескивал, не желая соединять его с напавшим на след Алессии Сальваторе.

– Где он может быть? – бормотал Абьери, раз за разом поворачивая кольцо.

– Как сговорились все, – печально вздыхал Бруно, паря под потолком. – Эх, сюда бы сейчас сотовый. Или рацию, на худой конец.

Абьери давно уже не обращал внимания на незнакомые слова, произносимые нетопырем к месту и не к месту. В душе все сильнее нарастала тревога. Казалось, она была и вчера, и позавчера, и третьего дня, но сегодня накрывала такой удушливой тяжелой волной, что он с трудом держал себя в руках.