Выслушав ответную любезность, женщина смущённо засмеялась и поспешила представить брату и сестре своего мужа – Эдгара. Из двух братьев – прямых потомков Корделии и Октавиана Тенебрисов – Эдгар был старшим. Хотя вполне мог бы сойти за младшего – лицо его казалось юным, почти детским, и наивным. Большие зелёные глаза, нос-кнопка и румяные щёчки так странно контрастировали с его огромным (и в высоту, и в ширину) телом, что Конни стало его заочно жаль. Впрочем, за что ей было жалеть одного из богатейших людей на Сен Линсей? У него, помимо всего прочего, была такая роскошная супруга. Оба Маршана почти забыли обо всём том, что им рассказывали про Амандин, пока приветствовали её и Эдгара. Эти двое Тенебрисов казались весьма презентабельной зрелой супружеской четой.

Впрочем, вскоре обаяние семейства улетучилось. На сцену вышел последний её представитель – Теодор, младший брат Эдгара и отец Виктора и Доротеи. Он был так же высок и широкоплеч, как Эдгар, но при этом сухощав и жилист. Они с Виктором одновременно были похожи и совершенно разными. Столь же мужественное и скуластое лицо Теодора портили тонкие, скривлённые в презрительной усмешке губы и крохотные, словно бусинки, чёрные глаза. Он так крепко сжал руку Констанции, что ей показалось, будто он вознамерился раздавить её и стереть в порошок. Девушка приглушённо охнула от боли и попыталась выдавить улыбку сквозь слёзы.

– Рада знакомству, – выпалила она, но и договорить не успела, как громогласный баритон Теодора заглушил её.

– Да-да, любезности-любезности! Скажите мне лучше, невестка ещё не успела достать у вас кошелёк из кармана?

– На мне нет карманов, я же в платье, – не подумав, поспешила ответить Конни растерянно. На мгновение этот ответ озадачил громкого Тенебриса, он нахмурился и взглянул на девушку своими тёмными глазками-дырочками так, словно она сказала страшную глупость, за которую её следовало бы поставить в угол до конца вечера.

– Ах, Констанция! – звонко воскликнула Амандин и рассмеялась. – Вы очаровательны! Не слушайте этого грубияна. Так и знала, что он забудет хорошие манеры дома. Полагаю, он даже не помнит, где их хранит!

По толпе гостей прошёлся нервный смешок и только Доротея, услышав реплику тётки, презрительно закатила глаза и демонстративно повернулась к присутствующим спиной. Конни осторожно покосилась в сторону Виктора и увидела, что он тоже не смеётся, но его взгляд был таким, словно он устал от этого действа ещё до того, как оно началось. Благо, проницательная госпожа Сапфир поспешила увести Маршанов от Тенебрисов, чтобы представить их другим гостям.

Следующими стали землисто-серые Моро – отец и дочь. Это мрачное семейство Конни заметила не сразу – настолько удачно они мимикрировали, сливаясь с мебелью. Вместо фонтанирующей любезности Филипп Моро, сухой и как будто сонный мужчина неопределённого возраста, почти сразу принялся жаловаться на проблемы со здоровьем, которые либо уже возникли, либо всенепременно возникнут теперь, когда ему пришлось проделать этот непростой путь до Линсильвы. Его долговязая, но столь же сухая и бледная дочь Эльза, с очень серьёзным видом кивала в знак согласия с каждым его словом. А когда он заговорил о том, как данная поездка должна отразиться на работе больного сердца, Эльза драматично ахнула, а затем протянула сокрушённое «ц-ц-ц», и это оказалось, пожалуй, самой запоминающейся её репликой за весь вечер.

Хоть семьи Ван Хуттенов и Сензари считались самыми многочисленными на острове, но своим присутствием Ди Гранов смогли почтить лишь немногие из них. В частности, Ван Хуттенов представляли только супруги Дрейк и Тильда, которые показались Констанции в меру приятными и сдержанными людьми. Дрейк был вежлив и немногословен, а внешне очень похож на Берта – такой же высокий, поджарый и белокурый с очень светлыми глазами-льдинками. Сказывалось смешение диграновской породы со скандинавской кровью. Судя по рассказам госпожи Сапфир, дети Ван Хуттенов все, как на подбор, соответствовали этому семейному портрету и мало вобрали в себя от матери, невысокой тёмно-рыжей женщины с симпатичным округлым лицом.

В качестве посла от дома Сензари себя победоносно явил Себастьян – невысокий мужчина лет пятидесяти с выпирающим животиком и роскошной ухоженной чёрной бородой. Одет он был с иголочки, а массивный золотой перстень на его руке то и дело отбрасывал во все стороны раздражающие блики. Несмотря на это (а ещё на пугающую плотоядную улыбку) Себастьян оказался очень весёлым и остроумным гостем. Комплименты он использовал незаурядные и вообще говорил быстро и содержательно. Молчаливо и с неизменной мечтательной улыбкой на лице его сопровождало невесомое существо лет девятнадцати, завёрнутое в расшитое стразами короткое коктейльное платьице. Позже выяснилось, что эта фея-пикси – неприлично юная невеста Себастьяна по имени Жозефина, которая весь вечер только смущённо хихикала и, отзываясь на сладкое «Жоззи» от своего возрастного возлюбленного, принималась часто хлопать ресницами и посылать ему воздушные поцелуйчики. Констанцию и Берта эта парочка по-своему веселила, а вот некоторых присутствующих явно раздражала. По накалившейся обстановке в момент, когда «Жоззи» послала жениху очередную порцию воздушных поцелуев, стало понятно – парочку активно обсуждали (и осуждали), причём не только за глаза. Себастьян упивался демонстрацией своей пассии и время от времени бросал пытливый взгляд то на одних, то на других присутствующих, отслеживая их реакцию. Между потомками Линсея Ди Грана сложились весьма своеобразные отношения, уловить все тонкости которых не представлялось возможным. От осознания сего факта Констанция почувствовала, как закипает её голова, и решила сэкономить силы и посвятить своё внимание только самым очевидным «фаворитам» – Тенебрисам. Впрочем, не так уж легко ей это далось.

– Я…немного опоздал, – голос Франка Аллана прозвучал среди всей этой какофонии любезностей, поддёвок и хихиканья, словно спасительная песня. Все умолкли и уставились на него, а Конни почувствовала, как мигрень отступает. Его появление подарило ей глоток свежего воздуха и здравого смысла.

– Добрый вечер, – радостно поприветствовала гостя Конни, охотно протягивая ему руку. Поймав её кисть, Франк почему-то не стал её пожимать, а только аккуратно удержал и как-то растерянно улыбнулся. Констанция почувствовала, как заалели её щеки и поспешила представить Аллана своему брату.

– Рад встрече, наслышан, – коротко и иронично отозвался Берт, пожимая руку гостю. Все прочие присутствующие вежливо молчали, хотя по розовым лицам некоторых дам было видно, что они не смогли бы выдавить и слова, будь у них такая возможность. Прекрасный аквамариновый взгляд Франка действовал на них гипнотически.

– Мда, мы тут все тебя заждались, – вдруг фыркнула Доротея, рассекая возникшую неловкую паузу. Конни с изумлением посмотрела на нагловатую гостью и обнаружила, что на её бледном лице не было ни капли румянца. Неужели существовала на свете женщина, способная оставаться холодной в присутствии Аллана? Молодой человек нехотя оторвал взгляд от Констанции и перевёл его в ту сторону, где стояла эта странная девушка в чёрных кружевах. Он смотрел на неё долго и совсем не моргая, но лицо его при этом не выражало совершенно ничего. Ни раздражения, ни смущения, ни даже усмешки. Франк отреагировал на выпад юной госпожи Тенебрис пугающим безразличием, в мгновение ока стерев её с лица этого вечера, сделав абсолютно невидимой. Конни нервно поёжилась, чувствуя, как по спине прошёл холодок. Во все глаза она уставилась на Доротею, но теперь и сама как будто не смогла сфокусироваться на ней, словно чья-то незримая воля отменяла сам факт её существования. Это показалось ей чрезвычайно странным, но никто из окружающих никак на происходящее не реагировал, пока голос не подала Амандин: