Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Союз, узаконенный кровью, – отзывается Артур. – Сыновья и дочери вашего двора… скажем, двадцать пять… отправятся в великие дома Альбиона, чтобы укрепить его, станут мужьями и женами, если того захотят, или воспитанниками и рыцарями. И если вы решите нарушить условия союза, их жизни повиснут на волоске.
Леодегранс ворчит, но по нему видно, что он впечатлен. Он смотрит на Артура совсем не так, как прошлым вечером. Больше называть его «мальчишкой» он не осмелится.
– И твоя собственная женитьба тоже будет частью этой сделки? – Король косится на Гвен, которая стоит по правую руку от него и смотрит в пол.
Артур качает головой.
– Ваша дочь знает о моем к ней отношении, Ваша Светлость, но я не хочу заставлять ее. Всего остального будет для меня достаточно.
– И я могу назначить время этой дуэли? – спрашивает Леодегранс.
– Конечно, – отвечает Артур. – Полагаю, вы захотите провести ее ночью?
– Под светом луны, да. – Леодегранс кивает. – Но даже с таким преимуществом… я старый человек, принц Артур, и не смогу драться на одном уровне с таким молодым и мужественным воином, как ты… это нечестно, так ведь?
Артура выдавливает из себя улыбку.
– Думаю, вы себя недооцениваете, Ваша Светлость. Уверен, в дуэли мы будем равны.
– Ты добр, – замечает он. – Но ты ведь не откажешь старику, если я захочу выбрать того, кто сможет драться вместо меня? Это будет куда честнее.
– Не откажу, – произносит Артур. – Выбирайте. Я сражусь с любым, кого вы назначите.
Король Леодегранс хитро ухмыляется.
– Что ж, хорошо. – Он радостно улыбается и поворачивается направо, к Гвиневре, которая уже выглядит так, словно ее сейчас стошнит.
Потому что она знает своего отца, понимаю я. Знает, как он думает. Знает, к чему это приведет.
– Тогда ты сразишься с моей дочерью, принцессой Гвиневрой.
Когда толпа в тронном зале редеет и я разворачиваюсь, чтобы последовать за Артуром, Гвен хватает меня за руку и тянет в сторону, пока все проходят мимо. Мы остаемся вдвоем, и я вырываюсь из ее захвата.
– Артуру не стоило вызывать его на дуэль. – Взгляд Гвен скользит по комнате, ее голос, прежде такой уверенный, ломается, как корочка непропеченного пирога. – Это ты ему посоветовала?
– Твой отец не оставил ему другого выбора, – отвечаю я. – Чего ты ожидала? Что Артур пожертвует своими людьми, Гвен? Что вернется домой ни с чем и позволит своему брату-бастарду сравнять Альбион с землей? Он нашел третий путь, и если ты ожидала от него чего-то иного, то ты совсем его не знаешь.
Она отходит от меня и сжимает губы в тонкую линию.
– Да что с тобой, Гвен? – спрашиваю я. – Твой отец неправ, тебе не нравится то, что он делает. Ты знаешь, что он безумен.
Гвен вздрагивает, но ничего не отрицает.
– Он – мой отец, – шепчет она. – Я – единственное, что осталось у него в этом мире. Он – единственное, что осталось у меня.
– Еще у тебя есть мы, – напоминаю я.
Она качает головой.
– Я видела твое лицо этим утром, Эл. Твое и лицо Морганы тоже. Видела ужас в ваших глазах, когда я рассказала, на что способна. Артур посмотрит на меня так же, и все его чувства ко мне рассыпятся еще до того, как он вынет меч из ножен. До того, как я прыгну на него, оскалив зубы и обнажив когти. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, чем все закончится.
Я сглатываю, но молчу. Она права. Даже если они будут равными по оружию и встретятся на ничейной земле… Гвен и прежде побеждала Артура девять раз из десяти. В десятый раз она просто проявляла милосердие.
– Ты в самом деле убьешь его? Убьешь его и обречешь на погибель нас всех?
На этот раз Гвен не вздрагивает. Она одаривает меня таким спокойным взглядом, что по коже бегут мурашки.
– Лучше окропить руки кровью, чем сковать их цепями, – отвечает она. – Артур все еще может уехать. Тебе стоит посоветовать ему именно это.
То, как быстро меня приняли на Авалоне, с какой готовностью впустили в свои жизни, всегда удивляло. В каком-то смысле Авалон напоминал изгнание: прежде чем я ступила на его берега, я задерживала дыхание, ждала и умирала в процессе. Волновалась, вдруг возвращение в Альбион станет для меня чем-то подобным, но этого не произошло. И теперь я понимаю: дело вовсе не в месте. Не совсем. Дело в людях. В Моргане, в Артуре, в Ланселоте. И, несмотря ни на что, в Гвен тоже.
Бывали моменты, когда я все равно чувствовала себя чужаком. Даже рядом с ними. Артур и Ланселот часто перебрасывались шутками, которые понимали только они, соревновались в каких-то физических вещах… бегали наперегонки, устраивали дуэли, пытались вычислить, кто съест больше вишневых тартов за ужином. Моргана и Гвен порой спорили так, что иногда не разговаривали целыми днями – пока не забывали, почему вообще поругались.
Но еще у них была магия, которую я не могла понять – а они не могли понять мои видения. И иногда эта магия казалась стеклянной стеной, сквозь которую я могла видеть, но которую не могла разбить.
– В теории… – произнесла однажды за обедом Моргана.
Мы опоздали к столу, и тут было довольно пусто. В любом другом месте нам достались бы объедки, но по меркам Камелота остатки с авалонских кухонь походили на пир.
– Теории бесполезны, – вклинилась Гвен до того, как Моргана успела продолжить, а потом откусила от тоста, на котором лежали сыр и фрукты. – Если не сможешь исполнить это сама, то какой смысл?
Моргана издала какой-то странный звук, похожий на ворчание – в зубах она держала яблоко, и понять наверняка было непросто. Она проглотила кусочек и подалась вперед, поставив локти на стол; ее длинные черные волосы грозились попасть в персиковое варенье.
– Теория – это первый шаг! – Она покачала головой. – Если во сне…
– Даже не начинай про сны, – ответила Гвен. – Вспомни, с кем споришь.
Моргана закатила глаза.
– Да не в прямом смысле. По крайней мере не сразу. Я про идеи. Про вероятности. Идеи-то к тебе наверняка приходят, Гвен.
Гвен не ответила, но махнула рукой – продолжай.
– Если бы мы не строили теории, то как бы смогли проверить собственные границы? Мы никогда бы не узнали больше того, чему нас учили. Никогда бы не расширили горизонты. Не попробовали бы новое. Теории – основа любых открытий.
Гвен проглотила кусок