Зверь смотрел на нас тоскливым взглядом, а у меня в душе все переворачивалось от жалости. Как можно было поступить так жестоко? Кто это сделал? И зачем? Неужели леди Летиция настолько ненавидела оборотней? Или это дед Изабеллы, Людвиг Бернстоф, постарался? А слуги? Интересно, они знали о товосе?

Все эти мысли пронеслись в голове за считанные секунды, и я кинулась к призрачному волку.

— Стойте, зверь может быть опасен, — попытался остановить меня Лукас, но я твердо знала, что товос не причинит мне вреда.

— Нужно снять с него эту гадость, — разглядывая призрачную цепь, пробормотала я, и до меня неожиданно дошло, что Лукас тоже видит сущность, хотя до этого никто из мужчин не смог разглядеть призраков.

— Вы его видите?

Я повернулась к Хольму. Тот кивнул, напряженно рассматривая цепь.

— Как вы открыли тайник? — спросил оборотень.

Вместо ответа я достала из кармана резак и коснулась прозрачных оков. Те заискрились ярким светом, затрещали, как бенгальский огонь, но не поддались.

— Может, попробуем вместе?

Хольм накрыл мою руку своей и надавил. Резак с противным скрежетом впился в невидимый металл, и тот дрогнул, а спустя пару минут рассыпался и исчез. Волк, все то время, что мы пытались его освободить, стоял неподвижно, и теперь, словно не веря до конца в происходящее, тихо, совсем по щенячьи взвизгнул, и боднул меня головой.

— Скоро ты будешь абсолютно свободен, — пообещала я ему, стараясь не обращать внимания на тупую боль, поселившуюся в сердце. — Идем, нужно закончить начатое, — позвала я зверя и пошла к лестнице.

— Леди Бернстоф, позвольте, я отнесу вас наверх, — тихо предложил Хольм.

— Нет, благодарю. Я справлюсь.

Хватит с меня ненужной заботы. И обществом оборотня я сыта по горло. Пора заканчивать с этой невыносимой ситуацией.

Я собралась с силами и шагнула на ступеньку. Следом за ней миновала вторую, третью — и так до самого верха. Волк скользнул вперед и в считанные секунды оказался в спальне. Хольм шел за мной, я чувствовала, что он готов в любой момент подстраховать и подхватить на руки, и именно это заставляло меня упорно карабкаться по лестнице. Можно сказать, я держалась на одном только упрямстве. А когда ступени закончились и я остановилась у открытого лаза, мне показалось, что я, как минимум, взобралась на вершину Эвереста.

— Вам лучше уйти, — обернувшись, сказала Хольму.

Мне нужно было остаться одной. Просто необходимо. Я задыхалась рядом с Лукасом, и ничего не могла с собой поделать. Даже гордость больше не спасала. Наверное, я всегда подспудно искала именно такого мужчину, сильного, уверенного, с яркой харизмой и внешностью. Похожего внешне на моего отца, но совершенно противоположного по складу характера. Хольм был именно тем, кто мог стать для меня идеальным спутником, партнером, мужем. Тем, кого я смогла бы уважать. Тем, кому сумела бы отдать свое сердце. Я чувствовала это. Знала. И тем горше было понимать, что этого никогда не случится. Пара… Как быстро он ее найдет?

— И не подумаю, — ответил оборотень, и демонстративно уселся на кровать.

— Лорд Хольм, вы ничего не перепутали? Вообще-то, это моя спальня, и вам здесь не место.

Злость помогла справиться с несвоевременной слабостью.

— Если помните, я уже провел в вашей спальне пару ночей, так что могу находиться здесь столько, сколько захочу, — парировал Хольм, и по его губам скользнула ироничная усмешка. — Не волнуйтесь, леди Бернстоф, я выполню свое обещание. После того, как вы завершите артенид, мы с вами расстанемся. Навсегда, как вы того и хотите.

По лицу Лукаса прошла еле заметная тень.

— Но до тех пор я с места не сдвинусь, — жестко произнес он и посмотрел на меня тяжелым взглядом, в глубине которого тлел мрачный огонь.

— Что ж, как знаете.

Я отвернулась, стараясь не обращать внимания ни на оборотня, ни на душевный разлад, ни на поселившуюся в сердце тоску.

— Иди сюда, дружок, — поманила отчетливо видимую сущность. — Сейчас мы освободим тебя окончательно.

Зверь скользнул к моей руке, и мне показалось, что я ощущаю под пальцами прохладную серебристую шерсть.

— Какой же ты красавец, — тихо прошептала волку, а тот поднял голову и с надеждой уставился мне в глаза. — Подожди немного, скоро все будет готово.

Дело оставалось за малым. Я села за стол, взяла резак и коснулась им деревянной волчицы. И в ту же секунду поняла, что должна сделать. Неглубокие бороздки протянулись от рук девушки, превращаясь в полную луну, короткие штрихи заполнили пространство круга, и с каждой новой черточкой я ощущала, как растет напряжение в комнате, и с какой надеждой замерли и призрак, и сидящий на кровати оборотень.

По щекам бежали слезы, но я их не вытирала. Они капали на резак, на дерево артенида, скапливались в углублениях рисунка и блестели серебристыми бликами, постепенно впитываясь в темную поверхность дерева. И вот, наконец, последний штрих.

Я поставила фигурку на стол и посмотрела на волка. Тот невесомо парил над полом, то растворяясь в воздухе, то появляясь почти в осязаемом виде, и его глаза загадочно мерцали.

— Ну что? Иди!

Я поманила зверя рукой.

Волк недоверчиво посмотрел на фигурку и сделал шаг. Лукас подался вперед. Сущность товоса медленно приблизилась ко мне, но, вместо того, чтобы слиться с артенидом, волк замер напротив моего лица и уставился в глаза пронзительным взглядом, захлестнувшим душу волной боли и радости одновременно. Мне казалось, я слышу в голове низкий вибрирующий голос, который говорит, что не забудет меня, и обязательно отблагодарит. А уже в следующую минуту зверь резко сорвался с места и растворился в деревянной скульптуре.

— Ну что? — хрипло спросил Хольм. — Получилось?

— Похоже на то, — ответила я, разглядывая вырезанную девушку, в глазах которой заблестела жизнь. Получилось.

Что ж, я все-таки сделала это. Смогла. Погасила долг Бернстофов. Теперь у оборотней все будет хорошо.

Перед глазами все плыло, как в тумане. Бессонная ночь не прошла даром. Мне хотелось лечь и отключиться, не думая ни о Хольме, ни об артенидах, ни о разбитом сердце. Ни о том, сколько времени понадобится, чтобы завершить остальные фигурки.

— Возьмите.

Я протянула Лукасу ощутимо потеплевшую скульптуру.

Оборотень взял ее с благоговением, которого трудно было ожидать от такого, как он. Странно все-таки. В Хольме сочеталось так много несочетаемого. Сила и мягкость, совесть и беспринципность, грубость и деликатность. Наверное, так уживались две сущности, человеческая и волчья. И сейчас они обе проявили себя. Хольм-человек испытывал радость и надежду, а Хольм-волк — ликование и нетерпение. Я буквально чувствовала захлестывающие Лукаса эмоции, и, помимо воли, все в душе отзывалось на ту кипящую лаву, что бурлила у оборотня внутри.