Так что ее схватка со Скульптором уже шла не за свободу, а за каждую новую жизнь, которую он мог отнять. Поэтому пока Леон пытался узнать, какую роль сыграл Романов, Анна изучала биографии всех, кто был с ним рядом.

Это, как ни странно, куда сложнее, чем получить личное дело преступника. За преступниками следят, их поступки фиксируются, а жизнь обывателя — это капля в море. Поэтому ей приходилось собирать информацию по крупицам, на многих людей, и это отнимало непростительно много времени. Зато когда она наконец нашла нестыковку, настораживающий момент, она не могла больше ждать. Ей нужно было встретиться с тем, кто, сам того не зная, стал бы ключевым свидетелем.

Леон позвонил ей, когда она подъезжала к пункту назначения.

— Ты смерти моей хочешь?! — возмутился он.

— Какой еще смерти, от чего? — удивилась Анна.

— Он разрыва сердца! У нас тут серьезное расследование в разгаре, а она берет и исчезает!

— Не драматизируй.

— Тебя что, ни разу не похищали и у меня повода нет?!

— Есть повод. Но я оставила тебе записку.

Интересно, он бесился бы так же, если бы они не спали вместе? Пожалуй, да, ничего бы не изменилось. Его гнев был вызван тем, что он дорожил ею, а не считал своей собственностью. Может, любил?.. Нет, это пока была слишком непонятная территория, чтобы воспринимать ее всерьез.

Ей ведь тоже все это было ново и странно — делить с кем-то дом, отчитываться, предупреждать… Анна делала это, как умела. Она и правда оставила ему записку с пояснениями. Но, судя по времени звонка и возмущению в его голосе, он нашел записку не сразу и успел испугаться. Зря он так… ну кто ее похитит из бункера?

— Что мне сделать, чтобы ты нормально предупреждала, не дожидаясь, пока я кого-нибудь убью, тебя разыскивая?

— Для начала, перестать играть в Диму и говорить о норме, — посоветовала Анна. — Я живу так, как умею.

— Пожалуй, мне следовало этого ожидать, — обреченно признал Леон. — Где ты?

— Я оставила в записке координаты для навигатора. Видишь, я стараюсь!

— Оценил. Не делай ничего, пока я не приеду.

— Не тот случай, когда нужно ждать, — возразила Анна. — Да я тебя знаю, прилетишь куда быстрее, чем я. Догоняй, а я пока начну!

Нестыковка появилась, когда она прокручивала в памяти рассказ Анастасии Михеевой, сопоставляя его с только что составленными биографиями семейства Янковских. Теперь это нужно было проверить.

Проблема заключалась в том, что с момента, который вызывал у Анны подозрение, прошло почти тридцать лет. Найти людей, которые помнили те времена, было не так просто. Она рассудила, что проще всего будет обратиться к истокам, и поехала в университет, в котором когда-то училась Ирина — и где познакомилась с отцом своей единственной дочери.

Почти все студенты того курса давно нашли себя в жизни. Они стали уважаемыми специалистами, разъехались по разным городам, кто-то и страну покинул. Однако Анну больше интересовали те, кто остался преподавать в стенах alma mater. Такие, как правило, лучше помнят бывших одногруппников и однокурсников. Как же им забыть, если напоминания постоянно перед глазами?

Правда, из этих преподавателей, далеко не все рвались общаться с Анной. У нее не было времени на детальную проработку собственной биографии, пришлось импровизировать. Она на ходу составила образ: молодая помощница адвоката, нанятого Ириной. А почему нанятого? Да потому что в семье беда, сама Ирина тоже под подозрением, нужно срочно ее спасать!

Эта уловка работала плохо. Одни преподаватели действительно были заняты и не хотели менять график из-за чужих проблем. Другие, не слишком довольные собственной жизнью, тихо радовались, что кому-то еще не повезло, и наотрез отказывались помогать. Наконец Анне улыбнулась удача: ей удалось пересечься с бывшей одногруппницей Ирины.

— Так что с ней случилось? — уточнила женщина, выглядевшая куда старше и хуже своей ровесницы, всю жизнь прожившей в тепличных условиях.

С Ириной пока ничего не случалось, но этого Анна сказать не могла — как и правду.

А правда заключалась в том, что Анастасия, как это свойственно детям, слишком романтизировала свою мать. Она убедила себя, что Ирине было непросто от нее отказаться. Она бросила все, переехала в другой город — разве это не лучший знак духовных терзаний? Но когда Анна стала проверять эту информацию, оказалось, что Анастасия родилась в восемьдесят седьмом году, а Ирина бросила все и уехала в девяносто первом. Четыре года — долговат срок для спонтанного решения!

Анастасия верила в то, что ей больше всего нравилось. Анна же не сомневалась, что Ирине было плевать на оставленную дочь. Не сложилось и не сложилось, надо жить дальше! Она и жила, причем вполне счастливо. Должно было произойти нечто куда более страшное, чем потеря ребенка, чтобы она снялась с насиженного места. Вопрос в том, что.

Но для возможной свидетельницы все должно было обстоять иначе. Ей Анна описала Ирину как жертву обстоятельств, на которую молодой муж пытается свалить свою вину. Вот только бывшая одногруппница не была впечатлена, хотя и не злорадствовала.

— Не поймите меня неправильно, но Ира — не беззащитная девочка, — вздохнула она. Раньше такой не была, а уж теперь, подозреваю, тем более. Тому, кто попытается ее укусить, она лично свернет челюсть.

— Вы думаете? Это не похоже на ту Ирину, которую я знаю!

— Сколько раз вы виделись?

— Да только один раз нормально поговорили, — признала Анна, и это как раз было правдой.

— Оно и видно… Нет, может, она изменилась за эти годы. Только я не верю, что люди меняются. Не принципиально так точно!

— А вы хорошо ее знали?

— Общались. Она не была закрытой или замкнутой, но и сближаться ни с кем не хотела. И все-таки несколько лет вместе учились, а я же не слепая! Кое-что увидела. Ира всегда, сколько я себя помню, любила только саму себя. Но тут вы меня можете неправильно понять.

— Это как же?

— Она не была из тех эгоисток, которые хотят получить все и сразу, — пояснила собеседница. — Она знала, что красива, что нравится парням, но она все это воспринимала спокойно. Она все в жизни воспринимала спокойно! Просто существовала себе и все. Но просить ее о чем-то или надеяться на что-то было бесполезно. Она просто плыла по течению, делала все, чтобы ей было удобно, так и жила. Это не бесит, как откровенное самолюбование, но и восторга не вызывает.

— Во время обучения Ирина родила дочь. Вы знали об этом?

— Как же не знать? Она ничего не скрывала, рожала вскоре после сессии, потом очень быстро вернулась — насколько я помню, и месяца не прошло.

— Это никого не удивило?

— Удивило, конечно! Мы стали спрашивать, что да как, думали, она отдала малышку на воспитание родне, вот так и справляется. А она нам на голубом глазу заявила: нет, говорит, написала отказ, не знаю, где она теперь и что с ней. Вот тогда меня от нее и отвернуло! Как сейчас помню… Раньше она мне даже симпатична была, я не думала, что она такая махровая эгоистка. Она же очень спокойная была и вежливая… Но тут я поняла, что это не вежливость. Это просто безразличие. Ире плевать вообще на всех, даже на ребенка, которого она девять месяцев под сердцем носила! Выбросила кроху и дальше пошла.