* * *

– Я пока никому не сказал, – говорит Джейс, когда на закате я открываю ему окно.

Измученная разговором с мамой, я только рада, что не нужно никому ни в чем признаваться и разбираться с возможной реакцией. Впрочем, эгоистичные мысли скоро исчезают.

– Почему не сказал?

– Мама приехала и легла отдохнуть. Она всю ночь не спала: папа же подхватил инфекцию, и его интубировали. Я решил: пусть отдыхает. Зато я придумал, что делать дальше. Нам поможет говорящая палка.

– Что?

– Говорящая палка. Коряга, которую Джоэл нашел на берегу, а Элис раскрасила, когда я был малышом. У мамы в то время была подруга с сумасшедшими детьми. С сумасшедшими, потому что они залезали на шторы и качались на балках. Так вот Лори, так ее звали, не могла справиться с детьми, поэтому бегала за сыновьями и орала: «Это мы в следующий раз обсудим с говорящей палкой!» Наверное, они устраивали семейные беседы и держащий палку говорил на тему, касающуюся всех. Мама с папой смеялись над Лори, но потом заметили: у нас на семейных беседах стоит галдеж и никто никого не слушает. Поэтому мы тоже завели себе говорящую палку и до сих пор используем ее, когда нужно принять важное решение или сообщить важную новость. – Джейс смеется и смотрит себе на ноги. – Однажды на «Покажи и расскажи» Дафф заявил: «Каждый раз, когда папа достает большую палку, у мамы появляется малыш». Родителей потом в школу вызывали.

– Ой-ой! – Я с удовольствием смеюсь, плюхаюсь на кровать и хлопаю по свободному месту, приглашая Джейса сесть рядом.

Только Джейс не садится. Он засовывает руки в карманы и прислоняется к стене:

– Мне только одно не ясно.

Я содрогаюсь от дурного предчувствия. В голосе у Джейса незнакомые нотки – нечто, омрачающее радость нашего свидания.

– Что именно?

Джейс поддевает угол ковра носком кроссовки.

– Ерунда, наверное, но я вспоминаю твой сегодняшний приход, – тихо говорит он. – Тим знал, что ты скажешь. Ты поговорила с ним раньше, до меня.

Так Джейс ревнует? Или сомневается? Понять сложно.

– Тим практически вытряс из меня признание. Не отступал, пока не услышал все. Он мой друг.

Джейс стоит, понурившись, и я добавляю:

– Я не влюблена в него, если тебя волнует это.

Джейс поднимает голову и смотрит на меня:

– Наверное, это я знаю. Да, знаю. Но разве с любимым человеком не нужно быть предельно честным? Разве не в этом суть?

Я подхожу ближе и запрокидываю голову, чтобы заглянуть в чистые зеленые глаза Джейса.

– Тим привык жить среди проблем, – наконец говорю я.

– Ага, я теперь тоже привыкаю. Сэм, почему ты мне сразу не сказала?

– Боялась, что ты меня возненавидишь… Что Клэй уничтожит магазин… Все остальное я уже уничтожила. Мне показалось, что лучше уйти, чем вызвать у тебя ненависть.

Джейс морщит лоб:

– Я возненавижу тебя из-за того, что сделала твоя мать? Из-за угроз того ублюдка? Зачем? Какой в этом смысл?

– Смысла я не видела ни в чем. Я сглупила и… напрочь запуталась. Все шло прекрасно, потом все превратилось в кошмар. У тебя замечательная семья, вы живете своей жизнью. Потом к вам вторгаюсь я, и мой мир разрушает ваш.

Джейс смотрит в окно на свой дом:

– Сэм, мир один и тот же.

– Нет, Джейс. У меня встречи с избирателями, церберы из водно-теннисного клуба, притворство, что все хорошо, когда на деле все отвратно, и разная ерунда, а у вас…

– Долги, пеленки, вечный бардак и еще больше ерунды, – усмехается Джейс. – Но если это твой мир, если ты в нем выживаешь, то почему думаешь, что моих чувств недостаточно, чтобы войти в него?

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, открываю их снова и тону во взгляде Джейса, полном любви и доверия.

– Я потеряла надежду, – шепчу я.

– А теперь? – спрашивает Джейс.

Я протягиваю руку, раскрываю ладонь, и Джейс накрывает ее своей. Он легонько тянет меня к себе, и вот я у него в объятиях. Проникновенной музыки нет – я слышу только пульс, свой и его.

Потом дверь моей комнаты распахивается – на пороге стоит мама и смотрит на нас.

– Вы оба здесь, – говорит мама. – Отлично.

Совсем не таких слов я ожидала от нее: как-никак мама застала нас с Джейсом у меня в комнате. Уверена, лицо у меня такое же изумленное, как у Джейса.

– Сюда едет Клэй. Будет через пару минут, – частит мама. – Спускайтесь на кухню.

Джейс смотрит на меня. Я пожимаю плечами. Мама первой спускается по лестнице.

На кухне она оборачивается и расплывается в светской «мы все тут чудесные друзья» улыбке:

– Давайте выпьем что-нибудь, пока ждем. Джейс, ты голоден? – От общения с Клэем у мамы появился легкий южный выговор.

– Вообще-то нет… – Джейс смотрит на маму с опаской, как на зверя с непредсказуемым характером.

На маме яркое лимонно-желтое платье, волосы аккуратно убраны, макияж безупречен. Ничего похожего на оглоушенную женщину с толстым слоем крема на лице, которую я видела совсем недавно.

– Когда приедет Клэй, мы переберемся в кабинет. Может, мне чай заварить? – Мама смотрит на Джейса: – На любителя чая ты не похож. Будешь пиво?

– Я несовершеннолетний, так что спасибо, но нет, сенатор Рид, – сухо отвечает он.

– Зови меня Грейс, – предлагает мама, явно не замечая сарказм в голосе Джейса.

Ничего себе! Даже Тим и Нэн, знакомые с моей мамой чуть ли не с рождения, не зовут ее так – по крайней мере, прилюдно. Мама подходит чуть ближе, и Джейс замирает, словно она хищный зверь, нападающий без предупреждения.

– Надо же, какие широкие у тебя плечи!

«Надо же, какая жуткая из тебя Бланш Дюбуа,[28] мама!»

– Что здесь происходит?.. – начинаю я, но мама перебивает:

– Сегодня очень жарко. Давайте я налью вам обоим лимонада. По-моему, у нас даже печенье есть!

Мама не в своем уме? Ждет, что Джейс скажет: «Печеньки с шоколадными чипсами? С орешками? Если да, я снимаю все претензии. Наезд – пустяки в сравнении с этим царским угощением!»

– Грейси! – раздается голос из коридора.

– Я на кухне, дорогой, – ласково отзывается мама.

Клэй заходит на кухню, руки в карманах, рукава рубашки закатаны.

– Привет! Ты Джейсон?