Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я смотрю на Джейса – он наблюдает за Клэем, приоткрыв рот, словно за коброй, готовой к броску.
– Потом ты обратишься к людям с просьбой выразить свое мнение по телефону, по электронке, простой почтой. Пусть скажут, хотят тебя видеть сенатором или нет. Мы, профессионалы, называем подобные обращения слезницами лидера. Люди такое обожают, потому что чувствуют сопричастность к происходящему. Твой штаб завалят обращениями, а ты несколько дней посидишь тихо, потом устроишь новую пресс-конференцию, скромно поблагодаришь народ Коннектикута за доверие и поклянешься его оправдать. Наступит ключевой момент, который минимум процентов на пятьдесят принесет тебе победу на выборах, – заключает Клэй и торжествующе смотрит на маму.
Она аж рот раскрыла от удивления.
– Но ведь… – лепечет она.
– Не бойся, Грейс! – подбадривает Клэй. – План разумный и совершенно логичный.
Джейс встает, и я с удовольствием подмечаю, что он выше Клэя.
– Ваш план, сэр, наверное, разумен и логичен. Но, при всем уважении к вам, вы вконец свихнулись. Пойдем домой, Сэм!
К нашему уходу начинают сгущаться сумерки. Я едва поспеваю за Джейсом, стремительно идущим к своему дому. У двери черного хода, ведущей на кухню Гарреттов, я резко останавливаюсь:
– Погоди!
– Извини, я практически уволок тебя. После такого разговора хочется под душ. Черт подери, Сэм, что это было?
– Понимаю тебя, извини, – отвечаю я тихо. Как Клэй мог бархатным, как кентуккский бурбон, голосом говорить такие вещи? А мама сидела и слушала, будто выпила целую бутылку того рома. Я тру лоб и снова бормочу: – Извини!
– Пора бы тебе перестать извиняться, – говорит Джейс.
Я делаю глубокий вдох и смотрю ему на кроссовки:
– А я больше ничего не могу… Чтобы исправить положение…
Ноги у Джейса огромные. У меня по сравнению с ним карликовые. Он как всегда в конверсах, я в шлепках. С минуту наши стопы стоят на одном уровне, потом он вклинивает свою между моими.
– Ты здорово держался, – хвалю я Джейса.
Он сует руки в карманы:
– Шутишь? Это ты останавливала Клэя всякий раз, когда он гипнотизировал мне заверениями, что черное – это белое, а брехня – это правда.
– Только потому что все это я уже слышала, – вздыхаю я. – На избавление от его гипнотических чар ушли недели.
Джейс качает головой:
– Клэй незаметно превратил разговор в какую-то фотосессию. Как у него получилось? Теперь понимаю, почему Тим так психовал из-за этого парня.
Мы молча смотрим на мой дом.
– Моя мама… – начинаю я и осекаюсь.
Клэй называет меня дочерью-предательницей, но все сложнее. Разве понять Джейсу, что мама столько лет воспитывала нас правильно? Ну или лучшим из доступных ей способов?
Джейс терпеливо ждет, когда я соберусь с мыслями.
– Хочу, чтобы ты знал… Моя мама не чудовище. Это не так важно, ведь поступила она очень плохо, только человек она не злой. Просто… – я осекаюсь, – не очень сильный.
Джейс распускает мне хвост, и волосы рассыпаются по плечам. Как мне не хватало этого жеста!
Когда мы уходили, я не оглянулась на маму. Какой смысл? Да и раньше, когда заглядывала ей в глаза, разобраться в увиденном не получалось.
– Наверное, мама не позовет меня на ужин в водно-теннисный клуб. Ни сегодня, ни потом…
– Не бойся, тебя нормально встретят у нас дома. – Джейс крепко-крепко прижимает меня к себе. – Давай послушаем Джорджа: ты заселишься ко мне в комнату и будешь спать на моей кровати. Я сразу подумал, предложение блестящее.
– Джордж говорил о комнате, а не о кровати, – напоминаю я.
– Он ведь сказал, что я никогда не писаю в кровать. Разве это не мотив?
– Есть люди, воспринимающие сухие простыни как должное. Понадобится дополнительная мотивация.
– Постараюсь ее найти, – обещает Джейс.
– Сейлор Мун, у меня родится братик! – кричит Джордж через дверь-ширму. – Или сестренка, но я хочу братика. У нас и фотография есть. Сейчас, сейчас, сейчас я покажу тебе!
– Так это уже факт? – спрашиваю я Джейса.
– Элис своей тактикой медсестры-ниндзя буквально вытрясла новость из мамы. Примерно как Тим из тебя.
Джордж возвращается к двери и прижимает к ней распечатку:
– Вот это мой братик. Пока он похож на тучку, но он сильно изменится. Мама говорит, это у младенцев получается лучше всего.
– Парень, отойди! – просит Джейс, приоткрывая дверь, чтобы мы оба протиснулись.
Джоэла я не видела довольно давно. Прежде он казался спокойным и невозмутимым, а сейчас нервно слоняется по кухне. Элис замешивает тесто для блинов, младшие дети сидят за столом и надеются, что старшие включат «Никелодеон».
Когда мы заходим, Джоэл спрашивает:
– Зачем папе в трахею опять вставили эту штуку? Он дышал нормально. Ему что, хуже?
Элис снимает со сковороды тоненький, очень темный блинчик:
– Медсестра же объяснила.
– Не по-английски. Эл, ты не переведешь?
– Из-за глубокого тромбоза вен, ну, из-за того сгустка. Ему надели пневмосапоги, потому что не хотели давать антикоагулянты…
– По-английски! – напоминает Джоэл.
– Препараты, разжижающие кровь. Это из-за гематомы мозга. Сапоги надели, но забыли о том, что их нужно снимать каждые два часа, потом надевать снова.
– А если подать на больницу в суд? – зло спрашивает Джоэл. – Папа уже разговаривал, а теперь ему совсем плохо.
Элис отдирает от сковороды еще четыре тонких, похожих на угольные брикеты блинчика и подливает масло.
– Хорошо, что они вообще спохватились. – Она поднимает голову и словно только замечает меня рядом с Джейсом: – Что здесь делаешь ты?
– Элис, прекрати, Сэм на своем месте.
Энди начинает плакать:
– Он уже и на папу не похож!
– Похож. Он похож на папу, – решительно заявляет Джордж и протягивает мне распечатку: – Вот наш малыш.
– Хорошенький, – говорю я, разглядывая нечто похоже на ураган с Багамских островов.
– Папа такой худой! – продолжает Энди. – Он пахнет больницей. На него смотреть страшно! Как он так неожиданно превратился в старика? Я не хочу старика. Я хочу папу!
Джейс подмигивает сестре:
– Энди, папе не хватает блинчиков от Элис. Немного ее блинчиков, и он поправится.
– У Элис самые жуткие блинчики на свете, – смеется Джоэл. – Они как картонные подложки в баре.
– Я готовлю поесть, – резко напоминает Элис. – А чем занимаешься ты? Критикуешь? Пишешь ресторанный обзор? Хочешь помочь – купи еды на ужин, умник хренов.