– Меня зовут Джейс.

Теперь Джейс одновременно следит за двумя незнакомыми взрослыми людьми. Я пододвигаюсь еще ближе, он заслоняет меня, я разворачиваюсь и прикрываю ему спину.

– Джейс так Джейс, – бойко продолжает Клэй. – Какой у тебя рост, сынок?

Почему их вдруг так заинтересовали внешние данные Джейса? Тот смотрит на меня, беззвучно спрашивая: «Он гроб мне готовит, поэтому замеры делает?» Впрочем, отвечает Джейс вежливо:

– Шесть футов два дюйма, сэр.

– Ты в баскетбол играешь?

– В футбол. Я левый защитник.

– Ах, главный человек в команде! Я и сам играл в защите, – вдруг вспоминает Клэй. – Помню, однажды я…

– Это очень здорово, – перебивает Джейс. – Пожалуйста, объясните, в чем дело. Про ДТП с папой я знаю. Сэм мне рассказала.

Клэй само спокойствие и добродушие.

– Да, я в курсе. Давайте перейдем в кабинет Грейс. Милая, веди нас!

Домашний мамин кабинет женственнее штабного. Стены голубые, у дивана и стульев белая льняная обивка. Вместо рабочего стула кресло из кремового глазета. В нем она и устраивается, а Клэй – на стуле, как всегда подняв его на задние ножки.

Мы с Джейсом вместе садимся на длинный диван.

– Итак, Джейс, ты надеешься играть в футбол и в колледже?

– Не понимаю, почему мы говорим об этом, – заявляет Джейс. – Сэр, моя учеба в колледже не имеет отношения ни к сенатору, ни к тому, что она сделала…

Клэй по-прежнему сама любезность.

– Джейс, меня восхищает твоя прямота. Когда профессионально занимаешься политикой, поневоле от нее отвыкаешь. – Клэй улыбается Джейсу, но тот сидит с каменным лицом. – Ладно, будем честны друг с другом. Джейс, Саманта, Грейс… У нас проблема. Случилось нечто, требующее решения, согласны?

Поскольку это обобщение может относиться к чему угодно – от пса, обоссавшего новый ковер, до непреднамеренного запуска ядерных боеголовок – мы с Джейсом киваем.

– Случилось нечто непредвиденное, с этим согласны?

Я смотрю на маму – она нервно облизывает верхнюю губу.

– Да, – отвечаю я, ведь Джейс снова наблюдает за Клэем с опаской, словно в любой момент ждет атаки.

– Сколько человек знают об этой проблеме? Четверо? Или ты, Джейс, рассказал кому-то еще?

– Пока нет, – холодно отвечает Джейс.

– Но ведь ты собираешься, потому что считаешь это правильным, да, сынок?

– Я вам не сынок. Да, я так считаю.

Клэй с грохотом опускает ножки стула, подается вперед, упирается локтями в колени и протягивает руки к Джейсу, словно умоляя его:

– При всем уважении к тебе, думаю, тут ты ошибаешься.

– Правда? – язвительно спрашивает Джейс. – В чем именно я ошибаюсь?

– Ты уверен, что два дурных поступка приведут к чему-то хорошему? Когда ты расскажешь о случившемся, сенатор Рид, конечно, пострадает. Карьера, которой мать Саманты посвятила жизнь, будет разрушена, народ ее осудит. Но ты вряд ли ты подумал, как сильно при этом пострадает твоя девушка. Если новость просочится, Саманту начнут, так сказать, стричь под одну гребенку с матерью. Как ни печально, с детьми преступников получается именно так. – От слова «преступник» мама морщится, но Клэй продолжает: – Ты готов с этим смириться? Куда бы ни отправилась Саманта, люди начнут обсуждать ее моральные качества. Мол, у Саманты они не на высоте. Для девушки такое может оказаться весьма опасным. Мужчины не преминут этим воспользоваться.

Джейс смотрит себе на руки. Он сжал их в кулаки, а вот на лице у него боль и, что хуже, замешательство.

– Меня это не волнует, – заявляю я. – Ты говоришь ерунду. Тебя послушать, так все решат, что я шлюха, потому что мама сбила человека. Ерунда полная! В такое и детсадовец не поверит.

Джейс смеется и обнимает меня. Как ни странно, Клэй тоже смеется, а вот мама сидит совершенно равнодушная к происходящему.

– Наверное, в таком случае не стоит покупать ваше молчание немаркированными купюрами? – Клэй подходит к маме и массирует ей плечи. – Хорошо, на чем мы остановились? Джейс, что ты намерен делать дальше?

– Я расскажу все своей семье, а потом пусть родители решают, что делать дальше.

– Не надо оправдываться. Как южанин, я восхищаюсь людьми, защищающими свою семью. Это весьма похвально. Так ты поделишься новостью с семьей, и если твои родители пожелают созвать пресс-конференцию, чтобы объявить обо всем громогласно, ты возражать не станешь?

– Именно так. – Джейс крепче обнимает меня за плечи.

– А если обвинения окажутся беспочвенными – свидетелей-то нет – и твои родители выставят себя безумцами, решившими подзаработать, возражений тоже не будет?

Джейс снова теряет уверенность:

– Но ведь…

Я напоминаю:

– Свидетель есть. Это я.

Клэй наклоняет голову, смотрит на меня и коротко кивает:

– Верно. Я и забыл, что ты без раздумий можешь предать свою маму.

– Вот еще один аргумент для детсадовцев, – замечаю я.

Мама закрывает лицо руками, ее плечи вздрагивают.

– Бесполезно… Гарретты узнают правду, поступят так, как сочтут нужным, и ничего тут не поделаешь. – Мама поднимает голову и, заплаканная, смотрит на Клэя: – Милый, тебе все равно спасибо за то, что попробовал.

Клэй достает из кармана носовой платок и аккуратно промокает маме глаза:

– Грейс, солнышко, правду можно обыграть по-разному. Доверься мне, я как-никак профессионал в таких играх.

Мама шмыгает носом, глаз не поднимает, а мы с Джейсом переглядываемся. В таких играх?

Клэй запускает руки в карманы, сжимает кулаки и начинает расхаживать перед столом.

– Так, Грейс, почему бы тебе не созвать пресс-конференцию? Вместе с Гарреттами? Ты выступишь первой. Раскаешься во всем. Случилось страшное. Чувство вины терзало тебя, но поскольку тут фигурировали твоя дочь и юный Гарретт… – Клэй делает паузу и смотрит на нас, будто даруя свое благословение, – ты молчала. Ты оберегала первую любовь своей дочери. Тут у каждого вспыхнет сочувствие: первая любовь была у всех. Искренне жаль тех, у кого ее не было. Итак, ты молчала ради счастья дочери, но… – Клэй делает несколько шагов и сводит брови. – С таким бременем на совести ты не можешь достойно представлять народ Коннектикута. Рискованно, конечно, но вполне может сработать. Люди обожают кающихся грешников. Твои дочери будут стоять рядом с тобой…

– Погодите, – перебивает Джейс. – Наши с Сэм чувства… – Он подыскивает подходящие слова. – Это не маркетинговый инструмент.

Клэй весело улыбается:

– При всем уважении к тебе, сынок, любые чувства – маркетинговый инструмент. Заставлять чувствовать, задевать за живое – в этом и есть суть маркетинга. У нас есть юные любовники, есть простая семья, неожиданно попавшая в беду… Грейс, я придумал! Используем эту ситуацию для внедрения новых законов, помогающих небогатым семьям. Не слишком радикальных, скорее показывающих, что после пережитого у Грейс Рид появилось еще больше участия к людям, которым она служит. По-моему, весьма разумно. Мы попросим мистера Гарретта, пострадавшего представителя синих воротничков, сказать, что он не желает препятствовать доблестному труду сенатора Рид на благо жителей штата…