хваталась за малейший повод. Наконец она набралась храбрости и взяла трубку.

– Итянь, это ты?

– Простите? – Голос в трубке был женским, и на миг Ханьвэнь пришло в голову, что это звонит жена Итяня и сейчас она начнет браниться. – Я звоню госпоже Ван, – продолжала женщина, – по просьбе начальника полиции. Он просил передать ей кое-что.

– Ах да, конечно.

– Я разговариваю с госпожой Ван?

– Да, это я.

– Я вас не отвлекаю? Хотите, я перезвоню позже?

– Нет-нет, все в порядке.

– Хорошо. У нас есть новости по вашему делу.

Ханьвэнь схватила первый попавшийся листок бумаги – разлинованные страницы школьной прописи Юньюаня – и принялась записывать. В полицию сообщили о мужчине примерно семидесяти лет, бродившем по поселку Пять Рощ. По его словам, он направлялся в Хэфэй. Владелица магазина, которая позже обратилась в полицию, объяснила ему дорогу, но когда она спросила, откуда он, тот не вспомнил. Выглядел он потерянным и сказал, что целый день не ел. Женщина накормила его, и он пообещал вернуться на следующий день и в благодарность купить у нее что-нибудь, но так и не пришел. Что-то в его поведении насторожило владелицу магазина. Когда на следующий день он так и не объявился, она пошла в полицию узнать, не слышали ли они чего, и оттуда эта история разошлась дальше.

Ханьвэнь посмотрела на адрес магазина, поблагодарила и попрощалась. Пролистав записную книжку, она нашла в ней телефон гостиницы, где остановился Итянь. Дольше тянуть смысла не было. По крайней мере, они поговорят о его отце. Возможно, благодаря новостям Итянь вообще не станет упоминать предыдущую ночь.

– Благодарим вас за звонок в гостиницу “Оверсиз”, – портье приторно растягивала слова.

– Я бы хотела поговорить с Таном Итянем. Он проживает в вашей гостинице. В номере… – Ханьвэнь сверилась с записями, – шестьсот девять.

– Шестьсот девять? Минутку. – Женщина исчезла и вскоре вернулась. – Постоялец из номера шестьсот девять сегодня утром съехал.

– Как это? Вы уверены?

– Да, госпожа.

– Вы не могли бы еще раз посмотреть? Возможно, у меня номер записан неправильно. Может, постоялец с таким именем живет в другом номере?

– Постоялец по имени Тан Итянь проживал как раз в этом номере, но он уже съехал. Сегодня утром.

– Он не сказал, куда поехал?

– Нет.

Ханьвэнь повесила трубку. Голова снова наполнилась туманом. Ей не верилось, что он уехал вот так, даже не сказав ей. Да, вчера вечером они оступились, но разве она недостойна хотя бы прощания?

В гостиную вошла мать:

– Что-то случилось? У тебя все в порядке?

– Да, Ма. Подожди-ка минутку.

Ханьвэнь сняла трубку и набрала номер сельской управы. Итянь дал ей этот номер в первый же день на тот случай, если полицейским надо будет что-нибудь уточнить.

– Ну что еще? – послышался в трубке грубый мужской голос.

– Я хотела бы поговорить с Таном Итянем.

– А вы кто? Его жена?

Ханьвэнь бросила трубку. Испытала бы она такое же потрясение, если бы вот так, ничего не сказав, ее покинул Гуйфань?

Мать – насупленная, с сердито поджатыми губами – не сводила с нее глаз.

– Ханьвэнь, мы с тобой об этом говорили, верно? Нельзя…

Ханьвэнь подняла руку, но не сердито. Она просто устала, так устала от догадок и советов, которые ей, подобно губке, предлагалось впитывать. Она прикрыла другой рукой глаза.

– Ма, знаю.

* * *

А потом он перезвонил сам. Тем же вечером, когда солнце уже садилось, когда Ханьвэнь представляла, как он едет на поезде и, уткнувшись в стекло, смотрит на страну, откуда уехал, и радуется, что покинул ее, Ханьвэнь, навсегда.

– Ханьвэнь?

– Ты где?

– Я в деревне. Послушай, ты прости, что я тебя не предупредил… – Она слышала, как дрожит у него голос, понимала, что Итянь не находит нужных слов.

– У меня новости. Из полиции. – С облегчением, пусть даже временным, она зачитала ему все, что записала.

– Я знаю Пять Рощ! – услышала она в ответ. Это в двух поселках от нас – может, он уже домой возвращается, как думаешь? – Но его радость тотчас же сникла. – Но это случилось восемь дней назад.

– По крайней мере, там, возможно, еще что-нибудь скажут, – мягко проговорила Ханьвэнь, – возможно, они дадут тебе зацепку.

– Я завтра же туда съезжу. Эта владелица магазина помогла моему отцу. Просто удивительно. Раньше у нас в деревне люди тоже такими были. Помогали даже чужим.

– Да, так и было.

– Ханьвэнь?

– Что?

– Я собирался раньше тебе позвонить. Прости, что не успел. Надо было предупредить тебя. Я решил вернуться в Америку. Улетаю через два дня. Из Аньхоя уеду завтра.

Значит, случившееся так потрясло его, что он решил бросить поиски.

– А как же твой отец?

– Если даже я останусь еще на некоторое время, что с того? Я и не ожидал, что здесь все так изменилось. Ханьвэнь, я больше ничего не знаю про эти места. Уж чего-чего, а пользы от меня точно нет.

– Ясно, – сказала она, – тогда, надеюсь, в магазинчике тебе сообщат что-нибудь новое. Если и впрямь узнаешь что-то, тогда останешься?

Он помолчал.

– Не знаю, честно.

И снова те же слова, несвойственные для него. Ханьвэнь представила, как он, прикрыв ладонью глаза, обдумывает вопрос.

* * *

Раньше, когда они, сидя на берегу, вместе готовились к экзаменам и она спрашивала Итяня о чем-нибудь, он размышлял всего несколько секунд, после чего его лицо озарялось пониманием. Если же понимания не приходило, он вставал, зачерпывал пригоршней воду и протирал лицо.

– Итянь, ты придумаешь, как поступить. В любом случае. Я уверена, – сказала она.

Стоило Ханьвэнь это произнести, как она сама поверила своим словам. Решение Итянь находил всегда.

Он молчал.

– Ну ладно. Пока, – сказала она. В какие слова облечь мысль о том, что до его отъезда они больше не увидятся, она не знала. Возможно, не увидятся больше никогда.

– Ханьвэнь, – сказал он внезапно, когда она уже собиралась повесить трубку, – спасибо за все. Честно, спасибо. Даже если в магазине я ничего нового не узнаю. Ты мне очень помогла, – он вздохнул, – всегда помогала.

– Что ты, не за что! Друзья всегда друг другу помогают.

– Спасибо, – повторил он, – до свидания.

Она закрыла глаза, стараясь запомнить его голос.

– До свидания.

Положив трубку, Ханьвэнь долго сидела возле телефона. К ней подходили мать и горничная, и их слова сливались в неразборчивый далекий гул. Она не отвечала, и они отступали. Скрючившись, она так и сидела на подлокотнике дивана, руки и ноги у нее затекли, спина ныла.

Вчера вечером, когда они принялись одеваться, от шороха одежды Ханьвэнь сделалось совсем тошно. Потом она села на кровать, а он примостился на