так? Передайте мужу – пускай он, когда у него появится возможность, отправит к нам кого-нибудь из секретарей.

Ханьвэнь повесила трубку.

Дрожащей рукой она нажала на кнопку диктофона и остановила запись. Она не колебалась. Она прокрутила пленку назад и включила воспроизведение. Голоса – ее и Цяня – звучали хрипловато, однако самое важное записалось: он признавал, что предложил им сделку и взятку. Ханьвэнь с удивлением отметила, что ее голос совсем не дрожит. Значит, вот какой представляется она остальным? Уверенной. Ведь и Итяню она сообщила то, что он ждал. Насколько иначе сложилась бы ее жизнь в Америке, жизнь с Итянем? Ханьвэнь не знала. Но на кассете голос ее звучал уверенно и твердо. Ровный, звучный голос, без намека на дрожь.

* * *

За время супружества она не раз удивляла Гуйфаня. Неожиданно готовила блюдо, традиционное в его родном Ухане, – просто строго следовала найденному в газете рецепту. Или разобрала неизвестный ему иероглиф. Но сильнее всего она поразила его, когда протянула ему кассету и объяснила, что на ней. Гуйфань сидел на кухне перед тарелкой риса, который Ханьвэнь разогрела к его возвращению. Ложка выпала из рук Гуйфаня и со звяканьем опустилась на пол.

– Ты мне не говорила, что решила это сделать.

– Я боялась, что ты так ничего и не предпримешь. Поэтому пришлось самой действовать.

– Но я не просил…

– А что мне оставалось? Ждать и наблюдать?

Он провел пальцем по краю кассеты и тяжело вздохнул:

– Если я пущу это в оборот, у мэра возникнут серьезные проблемы. И не только у него. – Гуйфань говорил медленно, точно выталкивая из себя слова.

Даже сейчас, получив такой подарок, он был не способен принять решение. В последние недели Ханьвэнь узнала о муже нечто новое, хотя полагала, что время для узнавания друг друга давно прошло. Он оказался мягким и сговорчивым, ему нечего противопоставить ей, и, возможно, поэтому ее, как ни странно, не мучили угрызения совести из-за поцелуев с Итянем. Увидев мужа таким, какой он есть, она ощутила свободу и легкость.

– Решай, как поступишь с кассетой, – сказала она. – Теперь это твое дело. Но представь, что произойдет, если ты передашь ее наверх. Или даже если просто сообщишь людям из “Ли Корпорейшн”, что у тебя есть такая запись. Этого будет достаточно.

Гуйфань посмотрел на нее и медленно кивнул. Она увидела, как в его взгляд постепенно возвращается прежняя проницательность. Он взвесит возможности и проанализирует последствия. Это его сильная сторона. Гуйфань снова провел пальцем по кассете.

– Ты права. Спасибо. Я подумаю, как поступить.

Ханьвэнь вышла, оставила его на кухне одного.

* * *

Мать была у себя – готовилась ко сну.

– Ма, прости, что совсем тебя забросила. Надо было кое-что с Гуйфанем уладить.

– Я так и поняла.

Сидя на кровати, мать парила в тазу ноги перед сном. Ханьвэнь опустилась на корточки и окунула пальцы в пластмассовый тазик, ярко-голубой, тот самый, в котором купали новорожденного Юньюаня. Вода уже остыла.

– Просто я не могу рассказать тебе обо всем, что у нас происходит.

– Знаю-знаю. Это твоя семья. Я и не лезу. Просто иногда переживаю.

– Зря переживаешь, я все уладила.

Ханьвэнь словно слышала свой голос со стороны, как он звучал на кассете, решительный и уверенный. Прищурившись, мать посмотрела на нее, как будто не видела много лет.

– Ты что, Ма?

На миг взгляд матери прояснился, стал прежним, но затем цепкость покинула его, уступив привычному спокойствию.

– Ничего. Просто живешь ты теперь в покое и достатке, как раз так, как мне для тебя мечталось. Свою работу я как мать выполнила.

Какого ответа она ждала? Все эти дни Ханьвэнь оберегала мать, чтобы та не узнала правды, а той, как малому ребенку, требовалось лишь услышать, что все будет хорошо.

Вот только лицо у нее на детское не похоже. Она постарела, хоть и выглядит моложе своего возраста. Ханьвэнь вдруг подумала, что когда-нибудь с ней случится то же самое: она будет покорно плыть по течению вместе с Гуйфанем, мать к тому времени умрет, Юньюань вырастет и покинет их. А чего еще ожидать?

С того дня, как вернулся Итянь, Ханьвэнь постоянно вспоминала жизнь в деревне, мечтала возвратиться в то полное надежд время. Но что, если вернуться в еще более ранние годы, в Шанхай? Ведь как раз по Шанхаю она сильнее всего тосковала в деревне, верно? И после того, как страна изменилась, Ханьвэнь так и не привыкла к новой городской жизни. Интересно, правдивы ли истории, которые сейчас рассказывают о Шанхае, – залитая светом ночная набережная, изящные женщины в барах, чьи танцы проникнуты мечтами, ощущение жизни, которое само по себе – наслаждение. Жены других госслужащих часто ездили в отпуск, иногда даже за границу, и никто им это в вину не ставил. А почему бы и ей не поехать?

– Ма, – решилась Ханьвэнь, – а что, если мы куда-нибудь поедем? Втроем – ты, я и Юньюань?

Глава 38

– И что ты теперь будешь делать? – спросила Итяня мать.

– Давай сперва послушаем, что скажут в том магазине. А потом решу, хорошо?

Они сидели в повозке рикши, которого наняли, чтобы тот отвез их в Пять Рощ.

Мать заговорила впервые за всю поездку. Прижавшись к Итяню, она замотала лицо шарфом, спасаясь от холодного зимнего ветра.

Итянь кутаться не стал. Он знал, что щеки вскоре задубеют, но теперь, когда он решил с отъездом, все, даже неудобство, обрело приятный оттенок воспоминаний.

Колеса повозки уверенно шуршали по дороге, а Итянь обдумывал вопрос матери.

После звонка Ханьвэнь он попросил Мали перебронировать билет и отложить вылет на два дня, чтобы успеть заехать в поселок. Но вдруг в магазине ему сообщат нечто важное, что приведет его к отцу? В управе ему сказали, что Мали уже дважды звонила – видимо, уточнить что-то, касающееся билета. Он и сам понимал, что ему следовало бы серьезнее отнестись к связанным с его отъездом деталям, и все же перезванивать Мали не стал.

* * *

В последний раз Итянь приходил в Пять Рощ, когда ему было тринадцать и когда Ишоу подговорил его пробраться за учебниками в библиотеку, единственную на округу. В это время поселок лишь стряхивал с себя послеобеденный сон. Несколько лавочников поднимали металлические пластины, которые использовались вместо дверей, но другие магазины стояли закрытые или заколоченные.

Итянь последовал полученным от Ханьвэнь указаниям и дошел до здания возле перекрестка трех дорог. Вместо названия на вывеске было два слова: “Книжный магазин”.

Итянь сверился с записями. Все правильно, никакой ошибки. Руководствуясь описанием Ханьвэнь, он решил, что