«Я бы сказал, по большей части она вышла благодаря мне… просто чтобы разрушить образ Beatles», — говорил он. Это было одно из его первых иконоборческих выступлений против Beatles. Для Брайана то был первый провал Beatles в глазах широкой публики, да еще и битлы грызлись между собой. Спустя несколько дней Capitol Records отозвала пластинку.

До недавнего времени играть вживую, на публике, было весело, и жаловались битлы редко. Но так было, пока они слышали, что играют. Теперь им это надоело. «Как будто мы четверо уродцев, которых вывозят показать народу, потрясти гривами, — а потом всё, домой, обратно в клетку», — говорил Леннон. «Такое могло прийтись по душе лишь тупицам», — позже вспомнит о том времени Харрисон.

Однако для Брайана гастроли были единственной частью карьеры Beatles, где он по-прежнему мог проявить свои умения и власть. Группа теперь пропадала в студии, они неизбежно стали ближе к Джорджу Мартину, и Брайан забеспокоился о том, что теряет на них влияние. А еще, хотя его по-прежнему считали блестящим менеджером, его беспокоило то, что битлы прознали о некоторых весьма наивных сделках, которые он провернул от их имени и на которых они уже потеряли десятки миллионов фунтов. Джордж и Пол тревожились об этом сильнее, чем Джон, но, конечно, именно Леннон намекнул на это первым.

На первый взгляд Брайан казался спокойным и уверенным в своих разнообразных проектах — он вел дела Силлы Блэк, заключал договор аренды с лондонским театром «Сэвил» в Вест-Энде, создавал собственную автомобильную компанию, делавшую роскошные автомобили для сверхбогатых, и находил время на другие группы в Мерсисайде, чтобы те не чувствовали себя обделенными. Но все держалось на Beatles, и гастроли были ему словно бальзам на душу, когда он хотя бы на несколько недель мог вырваться из Лондона и увидеть, насколько в нем нуждаются его победоносные битлы.

Вот так, пусть и неохотно, ливерпульская четверка в июне 1966 года отправилась в первый этап своего летнего тура. Первой остановкой была Германия, с концертами в Мюнхене, Эссене и Гамбурге. Они впервые возвращались в Гамбург как звезды, и все теперь было иначе. Да, они снова встретили Астрид и старых приятелей-вышибал, но «Стар Клаб» закрылся, и они едва сумели пробраться к памятным местам в квартале красных фонарей — на сей раз в окружении свиты из местных журналистов и тысяч поклонников. До недавнего времени они всегда разыгрывали перед прессой комедии, но теперь были подозрительны и вспыхивали от любой искры.

— А сколько у вас было девушек в Гамбурге? — спросил один репортер.

— Одна, может, две… А у вас? — неуверенно откликнулся Пол.

— И что значит «было»? — огрызнулся Джон.

— А что вам снится?

— Фиолетовые драконы, — ответил Джордж.

— Да мы кто, по-вашему? — рассвирепел Леннон. — Что вам снится? Да мать твою! Чувак, мы такие же, как ты, только богатые!

— А вы были бы фанатами Beatles, не будь вы сами Beatles?

— Нет, — отрезал Джон.

Они спели свои положенные двенадцать песен и улетели в Японию. То была новая, еще не покоренная территория. Но националисты с плакатами «Beatles Go Home»[84] — грозившие убить группу, в которой видели представителей западного упадка, — так разволновали японское правительство, что в отеле битлов стерегла полиция, а сами они, как обычно, коротали время за картами.

Однако суровая японская дисциплина имела один положительный побочный эффект. Отыграв пять концертов на арене «Ниппон Будокан», битлы приятно удивились: японская публика слушала вежливо и аплодировала после каждой песни. В конце каждого ряда стоял полицейский. Да и вопли еще не стали в Японии культурным признаком массового одобрения. Впервые за долгое время Beatles слышали сами себя.

Следующей остановкой была Манила, столица Филиппин, где их в аэропорту встретили почти 50 тысяч фанатов. В отель битлы ехали на двух лимузинах, под охраной полицейского мотоциклетного эскорта. График предусматривал, что ночь они отдохнут, а на следующий день дадут два концерта. Поэтому Вик Льюис, который управлял заказами для тура от имени Брайана, был удивлен, когда двое военных полицейских разбудили его ранним утром в день концерта и попросили сказать, в какое время Beatles прибудут «на вечер».

«На какой еще вечер?» — спросил он.

Как выяснилось, под словом «вечер» подразумевался званый ужин, который Имельда Маркос, супруга диктатора Фердинанда Маркоса, устраивала для трехсот детей и куда были приглашены Beatles.

Льюис и знать не знал ни о каких приглашениях. Брайан настаивал на том, что тоже не в курсе, хотя Тони Барроу, их пресс-секретарь, вспомнил, что к нему еще в Токио вроде как обращались представители филиппинского правительства, о чем он Брайану сообщил. То ли Брайан ответил, что сожалеет, но ничего не получится, то ли просто забыл, неизвестно, но никто ничего не сделал, и группа о том не знала. Да и все равно, как сказал военной полиции Брайан, не поедут они ни на какой вечер.

Через несколько минут ему позвонил британский посол на Филиппинах и сказал, что со стороны Beatles очень неразумно наносить оскорбление миссис Маркос. Брайан стоял на своем. Он помнил инцидент с волосами Ринго в британском посольстве в Вашингтоне и взял за правило отказываться от официальных приемов. Боялся ли он гнева битлов, не рискуя тащить их из постелей ради какого-то там вечера, или просто гнул свою линию — об этом знал только он сам. Но на кону было больше, чем ему казалось. Включив телевизор, он обнаружил прямую трансляцию того, как Имельда Маркос, ее «синие леди»[85] и три сотни детей тщетно ждут прославленных Beatles.

Два концерта на футбольном стадионе прошли без инцидентов. Проблемы начались на следующее утро, когда группа покидала Манилу. Завтрак протух, молоко было кислым. Полицейская охрана испарилась. В утренней газете на первой полосе красовался заголовок на испанском: «Beatles унизили президента». Те же слова звучали со всех телеканалов, а в эфире то и дело показывали орущую толпу — весьма злую и оскорбленную.

Группа решила немедленно уносить ноги с Филиппин. Битлы похватали чемоданы, инструменты и усилители — сами, носильщиков не было — и кинулись в нанятые лимузины. Водители английского не знали, до аэропорта добрались кое-как. Но по-настоящему испугались они в аэропорту: их ждали сотни солдат, круживших со штыковыми винтовками, и организованная толпа разъяренных орущих филиппинцев, а за ней, будто для завершения картины хаоса, мялись сотни взволнованных подростков — фанатов Beatles — и скандировали кто что.

Питер Браун, новый ассистент Брайана, его земляк и друг, описал сцену в аэропорту как «поистине страшную». В своих мемуарах