Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Безсо-о-он!
Замедлив бег, Велимудр на секунду остановился, нагнулся…
– Э-эх… Стой, гадина! Стой!
Мелькнула за сосною златая коса… серая сермяга…
Сорвав с плеча арбалет, десятник на ходу выстрелил, целя беглянке в ноги…
Промазал, увы… Попробуй-ка на бегу… Да еще буераки кругом – колючие кусты, деревья…
Мелькала впереди коса…
Да вдруг исчезла!
Убежала? Упала?
Отрок замер на миг и тут же упал, услышав знакомый звук спущенной тетивы арбалета…
* * *
– Юлька!
Приникнув ухом к груди любимой, Миша с радостью слышал едва уловимый стук сердца. Жива! Без сознания, но – жива… и на губах какая-то белая пена… Отравлена!
– Юль!
Девушка открыла глаза… узнала… собравшись с силою, указала рукой:
– Там… в крынке… дай…
Схватив крынку, сотник приподнял голову лежащей…
Лекарка сделала глоток… еще один… и еще…
А потом ее начало рвать! Жутко, с надрывом – сначала чем-то белесым, а затем просто желчью…
– Юля… Юль…
Миша не знал, что делать. Зато Юлька, похоже, знала это лучше него…
– Все!
Последний раз дернувшись, девушка села на скамью:
– Подай полотенце… ага…
– Дурман? – догадался Миша.
– Нет. Болиголов… Верно, Забава не доглядела и… Налила туда молоко… Я и…
– Не доглядела? Эх-х…
– Ты… тебе куда-то надо? – опустив полотенце, девушка скосила глаза. – Так ступай… Я не умру уже, нет. Просто отлежусь… помоюсь… Мне не надо, чтоб кто-то был… Ступай же, сказала!
Похоже, и впрямь пришла в себя. Ишь как глазищами-то сверкнула. Что ж… Будем надеяться…
– Я пришлю…
– Нет!
– Но… вечером…
– А вечером – приходи. Ждать буду…
Прыгнув в седло, сотник погнал коня к орешнику. Две версты пролетели мигом, а уж дальше надо бы пешком, на коне не проехать…
Прикинув направление, сотник двинулся к буеракам… и вдруг услыхал крик!
– Сто-ой!
Кричали невдалеке… на круче! Там, на вершине, показалась хрупкая девичья фигурка с арбалетом в руках… Паломница… Забава! Змея…
Хитрая девчонка огляделась вокруг и, бросив арбалет, скользнула вниз по круче… Быстро, ловко, бесстрашно! И, верно, ушла бы… Если б не зацепилась подолом за корягу… Бедолагу прямо подкинуло в воздух… А затем послышался крик. Жалобный крик боли…
Когда Миша подбежал ближе, паломница уже была мертва. Острый сук пронзил ее грудь и торчал из спины жутким кровавым рогом…
– Эх, дева… – сплюнув, сотник уселся рядом, на поваленный бурей ствол. Протянув руку, вытащил из-за пояса мертвой девы нож. Хороший, с заточкой. На светлом, замаранном в недавней крови лезвии виднелась надпись – «грнк квл» – «Горынко Коваль».
Именно такой был у убитого лодочника Арсения… Вот это девка! Что же, она и к тому делу причастна? И тогда наверняка к убийству коробейников. Хотя там, честно говоря, бог весть…
А с кручи уже махал рукою рыжий десятники Велимудр. За ним маячил молодой воин в сверкавшей на солнце кольчуге…
– Вот и кончилось все… – глянув на мертвую деву, покачал головой Михаил.
Сказал… и оказался не прав! Ничего еще не кончилось. Ничего!
По возвращении в Михайловский городок сотника ожидала худая весть: верный Глузд доложил об убийстве Неждана Лыка!
– Постой… – Михайла устало уселся на ступеньку крыльца. – Там же наш человечек?
– Селябко Груздок… Крови потерял много, но – жив, жив! Он, господине, за убийцей погнался… Выскочил из-под лодки и… получил ножом в живот! И знаешь от кого?
– Знаю. Пошли. Навестим твоего Груздка.
Юный воин был еще слаб, но говорить мог, да и глаза сверкали отвагой. Перевязанный, он лежал в гостевых покоях на лавке, рядом хлопотали Войша и Лана.
– Хорошо б Юлю позвать, – обернулся Глузд.
Сотник кивнул:
– Обязательно позовем. Но – завтра… Ну, воин! Рассказывай.
– Есть, господин сотник! – отрок улыбнулся, всем своим видом показывая, что никакие раны ему нипочем.
Рассказал… торопясь, сбиваясь, волнуясь…
В эту ночь, где-то уже под утро, к Неждану явился гость. Вернее, судя по голосу – гостья. Лежащий во дворе под лодкой Селябко сразу насторожился – это кого еще на ночь-то глядя принесло?
– Она, видно, сказала какое-то тайное слово, – волнуясь, пояснил раненый. – Неждан ей сразу открыл – я слышал, как хлопнула калитка. Поклон ему от кого-то передали… Передала… гостья… Говорила – словно приказывала. Но Неждан ее в дом не пустил. И вообще, был не очень-то рад. Дева то заметила – угрожать стала.
– Угрожать? – переспросил Миша. – Как?
– Сказала, что если что-то будет не так, то все узнают, кто на самом деле убил лекарку Настену! А убил-то ее – Неждан! – Селябка приподнялся на лавке. – Да-да, Неждан Лыко… Свалили тогда на другого, подстроили так… Вот дева-то и напомнила! Неждан разозлился, ругаться стал. Сказал, что не сам, что по приказу… А затем – шум… крик… кто-то упал… Я выскочил… Увидел деву… А та меня – ножом в брюхо! Резко так… Даже понять ничего не успел. Ударила – и убежала… Паломница… ну, та, что у лекарки Юли…
– Эх, Юлька, Юлька… – выходя, покачал головой Михаил. – Худую весть нынче тебе придется узнать. Хотя… Настену-то все равно не вернешь… Эх, Юля…
* * *
Юлька ждала его вечером, как и обещала. Отворила дверь – в одной нижней рубахе, с распущенными по плечам волосами. Вся такая… ослепительно сияющая, любимая… родная…
– Я баньку стопила… Идем…
Взяв Мишу за руку, повела… Усадила в предбаннике на лавку, глянула лукаво… чуть отступив, сбросила в себя рубаху…
Сверкнули страстью глаза:
– Ну? А ты, я смотрю, в одежде мыться собрался?
Эпилог
Ратное и окрестности. Ноябрь 1130 г.
– На Кузьминки Костомара обещала заехать, – потянувшись на ложе, улыбнулась Юлька. Пушистые волосы ее ласкали грудь Михаила, нагое, притягательно жаркое тело манило шелковистой кожей…
Кузьминки – встреча зимы… Реки-озера – в лед… Пути торговые откроются… Сукно, сукно – деньги… На ярмарке-то немало контрактов заключили!
– Э, ну ты чего молчишь-то, любый?
– Да я не молчу, – Миша потянулся. – Закует Кузьма-Демьян – до весны не расковати. Так ведь говорят?
– Ну да… Но я о Костомаре, – девушка сузила глаза. – Говорят, староста журавлиный, Глеб, на нее зуб поимел. За то, что людей сманивает.
– Они сами к ней идут, – усмехнулся сотник. – Потому как – условия лучше. Да и Торопа нынче нет…
Торопа впрямь не было. В октябре еще нашли в омуте… То ли сам – по пьяни, то ли кто-то помог, Бог весть… О том у Костомары спрашивать надобно да у дружка ее, Ратибора. А лучше – не спрашивать. Сам ли, помогли ли