Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если богомолки надумывали причаститься в субботу или воскресенье, то всю предшествующую неделю пробавлялись сухоядением, делая исключение для себя только на случай болезни, и тогда дозволяли себе вареную пищу только на два дня, и то немощи ради.
Эти правила твердо знала даже и Аннушка, и в такой степени, что вопросами в этих случаях «саму» богомольные бабы и не беспокоили. Учила их Аннушка.
- Не пора ли печь жаворонки? - спрашивали бабы в Великом посту, успевшие уже на Средокрестной (четвертой) неделе поесть крестов.
- Считай после Евдокей девятый день, будут Сорок мучеников - вот и жаворонки.
В самом деле, в благочестивой келье было все на своем месте и в свое время: на тябле иконы местночтимых святых и Богоматери вместе с колпачком от мощей Митрофания, пояском с молитвой от соловецких угодников, даже с камушком с реки Иордана, занесенным сюда обогретой и приголубленной паломницей. В этой келье на Первый Спас ели мед, на Второй (Преображение) - яблоки, на день усекновения главы Предтечи не ели ничего круглого (ни репы, ни лука, ни картофеля). В Великий четверг непременно закаливали соль с квасной гущей, чтобы иметь к пасхальным яйцам соль черную, четверговую. На Вознесение пекли из медового теста лесенки и т. д.
На первой неделе поста в пищу шли ржаные сухари с тертым хреном и квасом, круто посоленные до густой пены, - и только на весь день. А то и одна редька-триха, также с солью и пеной, но без сухарей, а с хлебом в ломтях. При этом та или другая из богомолочек замечает вслух:
- Можно ли это кушанье сравнить со скоромью?!
Другая ей вторила:
- Насилу-то, матушка, я дождалась до этих дней. Истосковалась совсем.
Фекла до самого четверга обыкновенно ничего не брала в рот, в четверг разрешала только на сухоядение и опять зарекалась до субботы, так как на этот день и по студийскому, и по афонскому монашескому чину поста не полагается. В субботу богомолочки наедались горяченьким досыта, и так, что на воскресенье либо у той, либо у другой непременно побаливал живот и покалывало в боках. Жаловались при этом обыкновенно все на гречневую кашу с конопляным маслом и квасом.
К Фекле Васильевне и в этих случаях ходили совсем за другим.
- Можно ли, матушка, нынче на Благовещеньев день рыбку-то есть? (Привезли сушеного судака.)
- Аще прилучится на Страстной неделе - не ясти.
- А ну-ка, разумница, как повелишь насчет еды с маслом?
- Я разрешаю себе вареное с маслом только на субботы и воскресенья, дозволяю себе то при моей старости, по уставу и на Госпожин пост.
- Матушка Фекла! Что мне с ребенком делать? И через уголья вспрыскивала: нету сладу, измучил совсем.
- Сходи в церковь - причасти.
- Икону я выменяла, - допрашивала иная, - как освятить али так можно молиться?
- Окропи богоявленской водой, а нет у тебя - ко мне приходи: я тебе сама сделаю. Другой священной водой икон не святят.
И так далее.
К ней шли за советом и в скорбный жизненный час, и при печальной жизни под тяжелой мужниной рукой, за что очень не любили этих богомолок деревенские мужчины. Подтрунивали они над ними и в глаза подсмеивались, налагая на них тем новые испытания, и еще более увеличивали их молчаливым терпением славу и уважение к ним среди деревенского женского пола.
Этот доверчивый и темный народ отдавался влиянию богомолок до возможной крайности и полного поучения.
- Куда, бабыньки, пробираетесь? - спросит одна соседка другую.
- Да вот богомолочки-то наши на келью свою замок повесили, - отвечают бабы, - все три на богомолье в село потянулись. И мы за ними.
- Какой же праздник-от будет?
- А Господь его знает. Они пошли, - знать, и нам надо брести. Им про то знать лучше: они нам и указ.
- Вы бы поспрошали их!..
- Полно-ка, мать, еще прогневаются... Фекла-то, подикось, какая лютая на совесть-то. Начнет она тебя гонять: умрешь!
Под влиянием таких богомолок при участии семейных сердобольных баб складываются желания и выговариваются обеты у неизлечимых больных, испытавших все врачебные средства и готовых идти пешком ввиду всяких лишений, и при этом чем дальше, тем лучше.
Здесь влияние богомолок переходит уже и на мужчин.
За богомолками тянутся следом и эти, которые хотят молиться по обещанию и не разбирают скорбных и болезненных случаев от радостных и удачливых дней. Пришли за ними к угоднику и те, которые собрались из дому от простого и безотчетного подражания другим.
- Все пошли к угоднику: зачем же и мы останемся дома? Хоть и нет теперь большой нужды, а все вперед пригодится: может быть, какую беду и наперед отмолим. Все оно как будто лучше.
Так как больше праздники и монастырские богомоления рассчитаны на свободное от работ крестьянское время, то весной, между яровым посевом и обработкой озимого поля, а равно и осенью, по окончании всех полевых работ, толпы богомольцев по обширному пространству русской земли особенно многолюдны, шумны и нарядны.
В самом деле, деревенским русским людям всегда найдется о чем помолиться и попросить.
Глава VIII
Выходила на полях свежая зелень озимей, торопилась березка разорвать почку и завязать новый лист. Звонко заиграли пташки, наступили теплые дни, приближалась весна к Николину дню.
Проснулись утром - на дворе мороз. Свернулся лист на березе в трубку, сморщилась молодая солома на озимях. Захолонуло хозяйское сердце: пришла беда. За какие грехи?
- Касьянов год - тяжелый год, - толковали старухи в успокоение.
- При чем тут Касьян-от?
- При том тут Касьян, что приставлен он на том свете стеречь дьявола, чтобы он лиха людям не делал. Стережет он зорко, не дает ему баловать целых три года. На четвертый год дают Касьяну отдохнуть, вместо него приставляют другого. Этому с непривычки углядеть за дьяволом никак невозможно: на что дьявол ни взглянет - все вянет. Вот взглянул на озими, посмотрел на березку - все познобил. Надо, добрые люди, Богу молиться.
Во всех деревнях сходились к часовням, привозили попов, служили молебны с водосвятием и коленопреклонениями; на душе стало легче.
Наступали теплые дни, и вовремя и в меру