мне он и обратился. А у меня было «моё» прошлое – к нему обратился я. Там (в прошлом) у меня была любимая женщина, которой я не то чтобы доверял безоговорочно, но – полагал за её решениями ту мудрость, которой сам ни в коей мере не обладал.

К этому прошлому я и обратился со своей неразрешимой задачей: что это со мной было? Женщину звали Жанна. Я даже полагал её уроженкой средневековой французской деревушки Домреми; как мне, реальному «современному» человеку, было не обратиться к её провиденциальности?

Жанна из Домреми меня выслушала. Сказала просто:

– Сейчас август. Есть такие курсы нейролингвистического программирования (или даже как то иначе называется); я сталкивалась с чем-то подобным.

Я молчал. Всё становилось на такие места, на какие я не хотел ничего ставить.

– Сейчас у них то ли приём, то ли аттестация, то ли промежуточный этап. Ставится задача войти в контакт и заставить что-либо сделать.

Я вмешался в эту логику:

– Что-то незримое вмешалось в эту очевидную манипуляцию. Какие-то тонкие течения. Меня подхватило и отнесло.

– Тебе повезло, – сказала бывшая любимая женщина. – Тебе предстояло оказаться тряпичным болванчиком, и ты этого избежал.

– Ангел-хранитель, – сказал я.

Точнее, хотел сказать. Время замерло. Я обратился ко внутреннему «я»: то чувство невыразимой потери, которую я испытал, когда меня(!) – отнесло мировыми течениями: то ли – от небывалой гармонии бытия, то ли – от бездонного провала в псевдо-бытие.

Это чувство было сродни чувству со-вести: настоящей, очень болезненной – не надуманной, понимаемой абстрактно, ожидаемой и умозрительно себе навязываемой… Это чувство было живым, как в детстве: мир менялся.

Был Божий страх: страх потерять чувство Бога. Но было и знание: пока совесть болит, чувство Бога с тобой.

– Что за ангел-хранитель? – спросила Жанна из Домреми.

– Та сила, что мягко меня увела от «манипулятора», – сказал я.

Я не стал говорить, что поверил Жанне не до конца. Что всегда остаётся надежда на безнадежное происшествие: женщина оказалась настолько впечатлена мной, что не могла удержаться от попытки познакомиться.

Тогда все её смущения – это не приглашение к заданному действию, а совершенная искренность. И если меня действительно уберёг ангел-хранитель, тогда я лишаюсь последней надежды на чудо… Здесь Перельман перестал обращаться к моему опыту и направился по своим делам на Петроградской стороне.

И здесь я окончательно (на этот момент) понял, почему Перельман – иудей и аутентист (изначальный).

P. P. S. Разве не обветшали разумом те, кто спрашивает нас: «что делал Бог до того, как создал небо и землю? Если Он ничем не был занят», говорят они, «и ни над чем не трудился, почему на все время и впредь не остался Он в состоянии покоя, в каком все время пребывал и раньше? Если же у Бога возникает новое деятельное желание создать существо, которое никогда раньше Им создано не было, то что же это за вечность, в которой рождается желание, раньше не бывшее? Воля ведь присуща Богу до начала творения: ничто не могло быть сотворено, если бы воля Творца не существовала раньше сотворенного. Воля Бога принадлежит к самой субстанции Его. И если в Божественной субстанции родилось то, чего в ней не было раньше, то субстанция эта по справедливости не может быть названа вечной; если вечной была воля Бога творить, почему не вечно Его творение?».

Те, кто говорит так, еще не понимают Тебя, Премудрость Божия, просвещающая умы, еще не понимают, каким образом возникло то, что возникло через Тебя и в Тебе. Они пытаются понять сущность вечного, но до сих пор в потоке времени носится их сердце и до сих пор оно суетно. Кто удержал бы и остановил его на месте: пусть минуту постоит неподвижно, пусть поймает отблеск всегда недвижной сияющей вечности, пусть сравнит ее и время, никогда не останавливающееся. Пусть оно увидит, что они несравнимы: пусть увидит. Что длительное время делает длительным множество преходящих мгновений, которые не могут не сменять одно другое; в вечности ничто не преходит, но пребывает как настоящее во всей полноте; время, как настоящее, в полноте своей пребывать не может. Пусть увидит, что все прошлое вытеснено будущим, все будущее следует за прошлым, и все прошлое и будущее создано Тем, Кто всегда пребывает, и от Него исходит. Кто удержал бы человеческое сердце: пусть постоит недвижно и увидит, как недвижная пребывающая вечность, не знающая ни прошедшего, ни будущего, указывает времени быть прошедшим и будущим. Есть ли в руке моей сила описать; может ли язык мой поведать словом о столь великом?

Вот мой ответ спрашивающему: «что делал Бог до сотворения неба и земли?» Я отвечу не так, как, говорят, ответил кто-то, уклоняясь шуткой от настойчивого вопроса: «приготовлял преисподнюю для тех, кто допытывается о высоком». Одно – понять, другое – осмеять. Так я не отвечу. Я охотнее ответил бы: «я не знаю того, чего не знаю», но не подал бы повода осмеять человека, спросившего о высоком, и похвалить ответившего ложью. Я называю Тебя, Боже наш, Творцом всего творения, и если под именем неба и земли разумеется все сотворенное, я смело говорю: до создания неба и земли Бог ничего не делал. Делать ведь означало для Него творить. Если бы я знал так же все, что хочу знать на пользу себе, как знаю, что не было ничего сотворенного до того, как было сотворено! (Августин Аврелий. Исповедь)

В следующей (завершающей) части я дам ответ, что делал Перельман до сотворения себя как Николая Перельмана (и это ни в коем случае не будет p. p. s.).

Волшебная сила невежества

Шестая часть романа: не об Украине, а об окраинах наших высот

на базаре мудрость продавали

Маргарите Фроловой с благодарностью и горечью

человек рождается, чтобы жить – по настоящему (по своему), а не готовиться всё время к (чужой) жизни.

Борис