— Сефрения, нам придется поверить Беллиому. —Вэнион явно изо всех сил старался сдержать раздражение. — Разве небессмысленно доверять ему свои жизни и не верить его словам? Ты же знаешь, впрошлом он немало помог нам.

— Только потому, что его принуждали к этому, Вэнион.Беллиом подчинился, потому что его заставили подчиниться. Я верю ему дажеменьше, чем дэльфам. Он чужой, совершенно чужой, и мы не в силах предвидеть, начто он способен. Мы в безопасности лишь до тех пор, покуда держим его подзамком и вынуждаем силой подчиняться нам. Если мы начнем прислушиваться к егоречам, мы окажемся в большой опасности.

— Может быть, ты и о нас того нее мнения,матушка? — с грустью спросил он. — Мы эленийцы, а эленийцы в прошломне раз доказывали, что им нельзя доверять. Ты хотела бы и нас держать подзамком и принуждать силой подчиняться тебе? — Не говори чепухи, Вэнион.Беллиом — не человек.

— Зато дэльфы — люди.

— Нет!

— Ты грешишь против логики, Сефрения. Что бы там нибыло, дэльфы были и остаются людьми. Мы не питаем особой приязни к земохцам илирендорцам, однако мы никогда не пытались утверждать, будто они — не люди.Многие эленийцы терпеть не могут вас, стириков, но мы никогда не заходилинастолько далеко, чтобы отрицать вашу человеческую природу. — Он помолчалмгновение и глубоко вздохнул. — Полагаю, любовь моя, к этому все исводится. Если ты отрицаешь, что дэльфы — люди, как я могу быть уверен, что вглубине души ты не думаешь точно так же и обо мне? Я жил в Сарсосе, и многиетамошние стирики давали понять, что считают меня низшим существом. Ты былаодного мнения с ними? Я был для тебя домашним зверьком, Сефрения, собакой,скажем, или ручной обезьяной, которую ты держала забавы ради? Черт побери,Сефрения, это уже вопрос нравственности! Отрицая чью бы то ни было человеческуюприроду, мы открываем путь непостижимому ужасу. Неужели ты этого не понимаешь?

— Дэльфы совсем другие.

— Никто не может быть совсем другим! Мы должны в этоверить, в противном случае мы и сами перестаем быть людьми! Ну почему ты этогоне понимаешь?

Сефрения побелела.

— Все это весьма возвышенно и благородно, Вэнион, но кдэльфам не имеет ровным счетом никакого отношения. Ты не знаешь, кто они такиеи какова их природа, а потому сам не ведаешь, о чем говоришь. В прошлом тывсегда обращался ко мне за советом, когда твое невежество могло бы завести тебяна опасный путь. Верно ли я поняла, что больше этого не случится?

— Не говори глупостей.

— Я и не говорю. Я очень серьезна, Вэнион. Намерен литы обойтись на сей раз без моего совета? Собираешься ли ты связаться с этимипрокаженными чудовищами, независимо от того, что говорю тебе я?

— У нас нет другого выхода, неужели ты не можешь этопонять? Беллиом сказал, что мы проиграем, если не заключим союз с дэльфами, апроигрывать нам нельзя. Я думаю, существование всего мира зависит от того,проиграем мы или нет.

— Стало быть, ты перерос свою потребность во мне. Былобы вежливее сказать мне это до того, как меня притащили в этот проклятый город,однако было бы глупо ожидать вежливости от эленийца. Как только мы вернемся вМатерион, я отправлюсь в Сарсос, где мне и надлежит быть.

— Сефрения…

— Нет. Довольно. Я триста лет верой и правдой служилапандионцам и благодарю вас за то, как щедро заплатили вы за годы моего труда.Между нами все кончено, Вэнион. Кончено раз и навсегда. Я надеюсь, что остатоктвоей жизни будет счастливым, но, в счастье или же в печали, ты проживешь егобез меня. — И Сефрения, развернувшись, стремительно вышла из комнаты.

— Но ведь это же будет весьма опасное дело,анари, — говорил Итайн, — а Ксанетия так много значит для вашегонарода. Благоразумно ли рисковать ее жизнью?

— Истинно так, Итайн из Материона, — отвечалстарик, — Ксанетия дорога нам, ибо она будущая анара. Однако именно онаодарена щедрее прочих, и может статься так, что именно ее дар, в конце концов,перевесит чашу на весах нашего противоборства с общим врагом.

Спархок, Вэнион и Итайн встретились с Кедоном перед тем, какпокинуть Дэльфиус. Было ясное осеннее утро. Изморозь, осевшая на лугу, быстротаяла под утренним солнцем, и тени под вечнозеленым кустарником, окаймлявшимлуг, обрели оттенок глубокой синевы.

— Я только хотел кое-что прояснить, анари, —сказал Итайн. — Материон — прекрасный город, но в нем живет немало грубыхи невежественных людей, которые отнюдь не мирно отнесутся к появлению среди нихдэльфа. Ваша нежная Ксанетия — существо неземное, не от мира сего, почти дитя.То, что она — сияющая, защитит ее от проявлений грубой силы, но действительноли ты готов выставить ее лицом к лицу с проклятиями, поношением, бранью — всем,с чем может она столкнуться в населенном мире? Анари улыбнулся.

— Ты неверно судишь о Ксанетии, Итайн из Материона.Ужели истинно мнится тебе, что она — почти дитя? Станет ли тебе легче, ежелискажу я, что она миновала уже первое столетие своей жизни?

Итайн воззрился на него, затем на Ксанетию, молча сидевшую уокна.

— Анари, — сказал он, — вы, дэльфы, —непостижимый народ. Я готов был поклясться, что ей не больше шестнадцати.

— Невежливо, Итайн из Материона, говорить о возрастеженщины, — улыбнулась дэльфийка.

— Прости меня, анара, — Итайн отвесил ейизысканный поклон.

— Его превосходительство, анари, затронул весьма важныйвопрос, — сказал Вэнион. Лицо магистра все еще хранило следы боли,причиненной вчерашним разговором с Сефренией. — Ксанетия не останетсянезамеченной ни в Материоне, ни по пути в столицу. Не могли бы мы как-тоизменить ее внешность, чтобы целые деревни не впадали в панику, когда онапроедет мимо? — Он виновато взглянул на бледную женщину. — Я ни зачто на свете не хотел бы оскорбить тебя, анара, но твоя внешность волей-неволейбросается в глаза.

— Благодарю тебя за комплимент, добрый сэр, —улыбнулась она.

— Не желаешь продолжить, Спархок? — осведомилсяВэнион. — Я что-то запутался.