Владимир нахмурился и долго смотрел на цесаревну. После чего изрек:

— Есть вещи, которые лучше вообще не знать. Я сделал все, чтобы круг посвященных в правду стал предельно узким.

— Ради чего? Думаешь, я бы предала тебя, если бы узнала, как все было на самом деле? Прости, но мне не нужны лавры Иуды — эта награда уже нашла своего героя.

Император уставился на дочь таким взглядом, что у меня похолодели ноги. Даже не знаю, как бы сам перенес этот взор, но горькая усмешка вмиг слетела с лица цесаревны. Вальдемар до хрустал сжал кулаки — и я видел, буквально чувствовал, как его подмывает со всей дури рубануть по столу, чтобы тот треснул пополам, как дощечка под ладонью каратиста. И все же его величество сдержался — возможно, не хотел проявлять несдержанность при постороннем свидетеле. Поэтому ограничился словами:

— Мария пожертвовала собой, чтобы остановить вражду. Согласилась на малую кровь, чтобы наш новый дом не затопило по горло. Думаешь, она пошла на поводу у магистра, как наивная дурочка? О нет, такую простушку я бы замуж не позвал. Она предугадала все на три шага вперед и переиграла клириков на их же поле. Да, пришлось пожертвовать собой — и отчасти тобой, и целым городом, но междоусобица все же закончилась. Пусть и не так, как многие ожидали, но худой мир всяко лучше доброй ссоры. Увы, понять это дано не каждому. Оттого я и молчал все эти годы — и приложу все усилия, чтобы весть не разошлась дальше моего кабинета. Легко жить в сказочном мире, где все поделено на добро и зло, черное и белое, хороших и плохих. Но явь устроена иначе. И порой приходится совершать страшные поступки, чтобы сберечь людей от чудовищных. Мария объяснила все в своем последнем письме. Которое я сжег по ее просьбе в постскриптуме, но заучил наизусть, чтобы даже тысячу лет спустя не забыть уроки прошлого и не утратить связь с реальностью. Но это — моя боль и мое бремя. Надеюсь, вам с мужем повезет больше и никому не придется пережить то, что довелось вынести мне. Я не жалуюсь — я лишь доношу до вас простую истину: прежде чем обвинять кого-то, представь себя на его месте.

Анна сглотнула и опустила голову — не возьмусь судить, но, кажется, истина оказалась суровее самых смелых предположений. Одно дело — попасться на обман, и совсем другое — приговорить десятки тысяч, чтобы спасти миллионы. Для паладинов и прочих любителей высокого фэнтези нет разницы между меньшим и большим злом, но лично я не стал бы обвинять императрицу, хотя и вряд ли сумел бы полностью разделить ее замысел и начинания.

— Трофим Александрович, — вкрадчиво произнес Анхальт. — Я могу рассчитывать на ваше молчание?

— Да, ваше величество, — ответил сразу, без раздумий и напоминаний о неминуемых последствиях.

— Благодарю, — собеседник откинулся на спинку и властно возложил руки на подлокотники. — Если у вас остались вопросы — постараюсь на них ответить. Если же вопросов нет — не смею задерживать. Я перенесу испытание на день, а завтра объявлю выходным днем. Нам всем надо как следует отдохнуть, но просто лежать в кровати или чревоугодничать — не лучший досуг для тела и ума. Поэтому устроим бал — небольшой, скромный, только для двоих. Править будешь сама — у меня много дел. Уверен, ты справишься, и ничего эдакого не случится. Если есть вопросы — задавайте.

Я осторожно приподнял ладонь:

— Прошу прощения, ваше величество, но откуда вы узнали, что мы нарушили правила?

— На вас донесли, — Вальдемар смерил меня многозначительным взглядом. — Кто — сказать не могу.

Впрочем, и не надо — и так понятно. Анна прогнала прочь Каминского и Ворона, не дав им выпытать нужный ответ, а уж кто из этой парочки главный кляузник — и вурдалак догадается. Иного и не ждал — ну ничего, еще сочтемся.

— На этом все, — встал и попятился от стола. — Позвольте откланяться.

— До свидания, Трофим. А ты останься, — кончик пера указал на притихшую принцессу. — Нужно кое-что обсудить.

* * *

Да уж, подкинули головняка. Я не большой знаток старинных порядков, но если не изменяет память, не явиться на бал без крайне уважительной причины (например, тяжелого ранения или смерти) — значит, страшно оскорбить хозяина. И ладно если это твой сосед или мелкий чиновник — а тут сам император. Хочешь не хочешь, а идти придется, несмотря на все трудности и неприятности. Ведь бал — это танцы и банкет, а я ни плясать не умею, ни этикета застольного не знаю.

Мало того, что опозорюсь на раз, так еще и ненароком раскрою свою истинную сущность. Можно долго прикрываться медвежьим углом, но есть навыки, которые любой уважающий себя дворянин знать обязан. Хоть хромым притворись, но и это такая себе отговорка — хромой клирик в компании целителя крови: очень правдоподобно, ничего не скажешь. Оставалось лишь надеяться на то, что умел истинный хозяин тела — в бою наш тандем показывал себя весьма неплохо, глядишь, и в миру на что сгодимся.

Вернулся еще затемно — сил никаких не осталось, поэтому отослал Карину отдыхать и сам задремал в кресле. На рассвете разбудил стук в дверь — незнакомая горничная принесла официальную грамоту, являющуюся одновременно и приглашением, и пропуском, и сводом правил грядущего мероприятия. Вся в печатях и размашистых подписях, словно псалмы на броне космодесантника.

Начало назначили на полночь, взять с собой дозволялось только провожатого и служанку. Никакого оружия — все распри и ссоры запрещались личным императорским указом. Тем не менее, распорядительница бала оставляла за собой право на состязания и конкурсы — но исключительно мирные и потешные. И все равно я ощутил легкую тревогу — зная характер принцессы, нам точно придется не в кости играть или шарады разгадывать.

Пока читал, Альберт вышел из своей комнаты, одетый и напомаженный так, будто танцы уже через минуту. Сев напротив, старик оправил фрак, пригладил усы и попросил Карину принести чая. И только после этого небрежно осведомился, как прошло испытание.

— Меня выгнали, — признался сразу, чтобы не откладывать брюзжание и нотации на потом. — А результат отменили из-за нарушения правил.

Вопреки ожиданиям, дед не стал орать и костерить на чем свет стоит, а лишь с презрением фыркнул и задрал горбатый нос:

— Ничего удивительного. Ты в своем репертуаре. Впрочем, проигрыш не имеет особого значения. Твоя задача выжить, а не победить.

— Да, я проиграл, — строго посмотрел на собеседника, — но узнал много чего интересного. Например то, что некий молодой клирик с твоим именем и фамилией очень не хотел, чтобы Марию зверски казнили на площади. Однако потом резко изменил свои взгляды и стал непримиримым борцом с вампирами. Хотелось бы узнать, почему. А то я почти собрал паззл, но кое-каких деталей не хватает для полноценной картины.

— Потому что был молод и глуп, — проворчал наставник и взял чашку, вальяжно оттопырив мизинец. — Прямо как ты. Думал, что упыри — просто жертвы обстоятельств. Что они — благородные защитники империи, а вовсе не кровожадные чудовища. А потом увидел, что делал обезумевший Анхальт с мирными жителями. Как рвал их налево и направо, не щадя ни женщин, ни детей. Нет, его физиономию не исказила лютая гримаса, клыки не отросли до носа, уши не заострились, а глаза не горели алым огнем. Он проявил столько же эмоций, как и мраморная статуя, даже когда вспарывал животы беременным и отрывал головы грудничкам. Ему вообще было плевать на все, он прорывался сквозь толпу, как… смерч или цунами. Кровь текла по мостовой, как вода после ливня…