— Плевать, — буркнул юноша. — Я все равно неуклюже танцую. Так что спляши за нас обоих, Трофим.

И ушел в дальний угол с высоко поднятой головой и расправленными плечами. Каминский наконец опомнился от удара и хотел броситься вдогонку, но Софья поймала его за плечо — теперь уже так, что не вырваться и не отмахнуться. И мрачно произнесла:

— С вас на сегодня хватит. Считайте, что соревнование зачитано.

— Но…

— Прошу занять свое место, — в тоне явственно слышалось «знать» вместо «занять».

Дворянчику ничего не оставалось, кроме как подчиниться и удалиться прочь, на прощание смерив меня уничижительным взглядом. Я лишь вернул ему его же улыбку и занял место перед распорядительницей.

— Условия помните? — со вздохом спросила она.

— Вполне.

Я бы тоже мог отказаться — ничего страшного бы не случилось. Но в голове давно витала одна забавная идея, как и в конкурсе поучаствовать, и пристыдить любителей поиздеваться и при том не обидеть Карину — ну, разве только самую малость. Поэтому собрался с духом, прикинул все за и против и громко произнес:

— Вам нужны насмешки — злые и каверзные? — поправил галстук и сюртук, наводя последние штрихи перед представлением. — Что же, большего унижения, чем танец со мной и представить сложно. Оркестр — музыку! Да помедленнее!

Заиграл вальс, и я с поклоном протянул горничной ладонь. Девушка посмотрела на нее так, словно предплечье обвила ядовитая змея, а из рукава выглядывал огромный мохнатый паук. То, что я собрался сделать — в высшей степени неприемлемое варварство, сравнимое со свадьбой на простолюдинке или уравнивании в правах законного сына и бастарда.

Спать со служанкой — пожалуйста. Измываться и бить — еще лучше. Но танцевать на балу — это верх неприличия и предельно оскорбительный поступок. Не для меня. Не для нее. Для них. Ведь по мнению аристократов я тем самым возвышал простую слугу, да еще и наказанную за проступки прошлого, до уровня благородных господ — немыслимое преступление, неслыханная дерзость.

Но лично мне класть на все эти традиции вот такенный болт. И нет — я не возвышал подругу до уровня зазнавшейся и обнаглевшей от безнаказанности аристократии. Я опускал их до своего уровня, где им самое место — и то надо подумать, не скинуть ли еще на пару ступеней. О нет, я не позорил Карину и не позорился сам — я бросал вызов зажравшейся верхушке, что взяла моду делить людей на сорта и развешивать каждому ценники.

Высшему обществу, что получили свои блага и статусы не упорным трудом, не талантом и удачливостью, а тупо в наследство. И если отбросить шелуху и всякую мелочь, то золотая ложка во рту — единственное, что отличало нас от всей этой напомаженной и надушенной шушеры. Хотел бы посмотреть, чего бы они добились сами, без стартового капитала в лице огромных денег, открытых дверей, частных учителей и выгодных браков.

А впрочем… пошли они все в жопу. Лучше уж любоваться испуганной мордашкой спутницы, что опасливо переставляла ножки, словно мы кружились на минном поле. В голове вместо скрипок и флейт звучала Cinderella, а вместо стыда я чувствовал прилив дофамина, какой обычно накатывает, когда есть стойкое ощущение правильности происходящего и гордости за принятое решение. Пусть думают, что хотят — я о них не думаю вовсе.

— Простите, но это глупо, — шепнула девушка на ухо. — И опасно.

— Зато справедливо, — подмигнул ей, вызвав легкий румянец. — Наслаждайся — заслужила.

Но долго веселиться нам не дали — Анна встала и, брезгливо поморщившись, произнесла:

— Пожалуй, стоит сделать небольшой перерыв. Прошу проследовать на банкет.

Нас отвели в соседний зал, где большой круглый стол почти приготовили к трапезе. Под легкие скрипичные партии повара вереницей выносили закуски — холодную дичь, пироги, фрукты и десерты. Рацион вампиров немного отличался — им помимо прочего подавали сырую птицу, некое подобие рыбного сашими и стейки слабой прожарки. Кровь насыщала магические силы, но бренные тела все так же нуждались в стандартном наборе БЖУ, так что ничего особо экзотического, вроде изрезанного и обильно кровоточащего пленника, я не заметил.

Наши горничные тут же принялись помогать — все равно места для них за столом не нашлось. Из напитков предложили розовое вино — я не хотел пить на голодный желудок и потому ждал, пока разносчики закончат подачу. Однако для придворных некрепкий алкоголь — что вода или компот, и все немедля зазвенели бокалами и бутылками. Но заливать кабину просто так — не по этикету, перед тем подобает произнести тост. И тут уж я отказаться не мог, иначе оскорбил бы хозяев больше, чем стоило на текущий момент.

Первой, разумеется, встала принцесса — как самая важная особа.

— Хочу поднять бокал за сей чудесный вечер, — начала она и многозначительно посмотрела в мою сторону. — Несмотря на то, что кое-кто из кожи вон лезет, лишь бы его испортить.

Челядь захихикала, бросая на меня холодные взгляды с легкой примесью презрения. Но очень скоро всеобщее внимание вновь сосредоточилось на цесаревне. И вовсе не потому, что та толкнула еще более зажигательную речь. Нет, Анна отставила пустой бокал и потянулась к мясу двузубой вилкой, которую внезапно выронила на полдороги. По округлившимся глазам и стремительной бледности я понял — что-то не так, но не успел и пальцем дернуть, как девушка кашлянула чем-то черным, схватилась за грудь и кулем грохнулась на пол.

После случившегося в зале начался сущий кошмар.

Сначала послышался дробный грохот, словно разом опрокинули несколько мешков с картошкой — то попадали в обморок фрейлины из числа людей. Те же, кто остались на ногах заверещали и отбежали к стене, в то время как вампиры обступили бездыханную принцессу плотным полукругом. И хоть во дворце все находились вперемешку, в час беды старинная неприязнь сразу всплыла наружу. И когда я бросился к цесаревне на помощь — не чужая все-таки, чтобы просто стоять и глазеть, — гвардейцы разом обнажили клинки.

— Пошлите за лекарем! — крикнул кто-то. — Скорее!

— Дайте дорогу! — я подошел к охране так близко, что острие уперлось в грудь. — Я могу помочь.

Вряд ли магия света могла бы исцелить бедолагу, но если есть хоть мизерный шанс, стоит его использовать, а не топтаться на месте в ожидании развязки.

— Пропустите! — Щедрин встал рядом. — Он клирик.

— Клирик? — один из носферату приподнял бровь. — Так он, наверное, ее и убил.

— Да как ты смеешь… — меня передернуло от внезапной вспышки ярости, но выплеснуться ей не дали.

Вперед вышел капитан гвардии — угрюмый скуластый мужчина с пепельными волосами и чуть одутловатым лицом, похожим не то на жертву ботокса, не то на персонажа из «Обливиона».

— Оставайтесь на местах, — произнес он, подняв руку. — Мы во всем разберемся.

К распластанной на черно-белых плитах принцессе подбежали горничные. Опустились на колени кружком и воздели над грудью ладони, что мерцали, как угли на ветру. Пара солдат сорвала со стены флаг и хотела приспособить полотнище под носилки, однако капитан встал перед дверью и мотнул головой.