- Хм, рановато он нагулялся. Я то ждал его только завтра. Ничего страшного Игорь, пусть попрячется. Так просто я ему не прощу «бестолкового комбата». Он у меня ещё подёргается.

Совещание прошло в обычном режиме. В конце командир полка представил капитана – нового командира комендантской роты, вместо прапорщика Воронина. Капитан приехал из Екатеринбурга, со 105 полка. Представился командиру и сразу же начал принимать должность. Решил завтра подойти к нему и расспросить как там - в Екатеринбурге. Но утром стало известно, что после совещания его пригласили в гости к разведчикам и там, он прямо за столом застрелился. Как рассказывали ребята: сидел за столом, всё нормально было. Выпивали. Попросил у разведчика посмотреть пистолет с глушителем. Взял пистолет и выстрелил себе в сердце.

Командир полка был возмущён: - Товарищи офицеры, мы тут немного разобрались в ситуации. Ну, не было у него причин застрелиться. По крайней мере – видимых причин. Приехал сюда, принял должность. Доложил об этом. А потом взять и застрелиться…, на виду у всех…. Вот что мне теперь делать? Как докладывать: ума не приложу? – Командир замолчал и оглядел всех, потом продолжил, - вот смотрите: если я сейчас доложу, что он застрелился. То семье его, а это жена и трёхлетняя дочка, квартиры не видать. Страховку не получат. Как нищие были, так и останутся. Почему он не подумал о своей семье? Ну, захотел покончить счёты с жизнью; обвяжись гранатами, вооружись и шуруй в Чечен-Аул. Найди там духов, вступи с ними в бой и погибни, как офицер. И что мне теперь делать? Поступить, как обязан поступать командир полка и доложить, как положено. Или, пожалеть его семью и доложить, что он погиб в бою. Как мне быть?

Позднее я узнал, что командир поступил как порядочный человек. Доложил о смерти офицера в бою. Семья получила страховку и квартиру.

Ну, у меня свои проблемы - батарею продолжает лихорадить - процентов тридцать солдат ходят полупьяные. Правда, стараются мне на глаза не попадаться, но всё равно всё это вижу и здорово переживаю, но внешне я спокоен. Хотя постоянно ищу выхода из этого положения, правда пока ничего толкового в голову не приходит и от этого у меня отвратительное настроение. Не подняло моего настроения и то, что пришёл Ермаков и почти на коленях уговаривал меня взять обратно в батарею. В течение получаса он бегал за мной по позиции, пока я не сделал вид, как будто после долгого колебания соглашаюсь. Но выставил со своей стороны несколько условий, первое: он должен обязательно выступить перед солдатами и рассказать - Почему он вернулся обратно? Извиниться перед батарей за свои слова в адрес офицерского коллектива. Второе: дать перед строем сослуживцев слово, что пока он в батарее – не будет употреблять спиртные напитки. Ну, и лично мне он напишет бумагу, что если он нарушит своё слова, то я, как комбат, имею право сделать с ним всё, что мне заблагорассудиться.

Построили батарею, в это время ко мне в гости пришёл Виктор Явлинский и, оказавшись свидетелем выступления Ермакова, был поражён. Удивлены были и мы. Фёдор, почти разрывая на себе форму, бегал вдоль строя и кричал: что он совершил ошибку при оценке деловых качеств офицеров, прапорщиков батареи, приняв решение уйти в другое подразделение.

- ….Там всё по другому, - рассказывал Ермаков, - несмотря на то, что кругом земляки, мне сразу стало ясно, что после батареи я не смогу войти в любой другой коллектив. В пехоте совершенно другие отношения, другие мысли и другие условия службы. У нас в батарее мы живём все вместе - солдаты и офицеры. До нас всегда командир батареи и командиры взводов доводят всю информацию об обстановке в полку и дальше. А в пехоте ничего не знают. Даже в своём батальоне они не знают, что происходит в других ротах. Я как начал рассказывать то о чём нам доводит ежедневно комбат и командиры взводов: они рты пооткрывали, слушая меня, даже про коньяк забыли. Я сутки у них пробыл и ни разу не видел их командира взвода...

Тут я удовлетворённо усмехнулся. Каждый день если позволяла погода утром, после полкового совещания, строил батарею и доводил до них практически всю информацию с совещания, конечно, в той части какую им можно знать. После вечернего совещания проводил в землянке своё совещание. В одном углу собирались мы, а в другом углу сидели солдаты взвода, который жил со мной и они внимательно слушали ту информацию, которую я доводил до офицеров и прапорщиков с полкового совещания. Задачи на завтрашний день и задачи на предстоящую ночь. Командиры взводов вечером доводили всё это до своего личного состава. Я считал и считаю, что чем больше получает информации солдат, тем лучше и эффективнее он будет действовать. Пока рядом со мной стояли Кирилов и Черепков, они тоже с удовольствием присутствовали на моих совещаниях. Андрей Князев, их командир дивизиона, очень редко собирал командиров батарей, а если и собирал, то не доводил до них и четверти той информации, которую он получал на совещаниях и от общения с другими командирами подразделений. Поэтому то и обрадовало меня это заявление Ермакова: не зря я избрал такой способ информирования личного состава. Ермаков в таком духе выступал ещё минут семь, после чего принёс извинения мне и офицерам, прапорщикам батареи. Дал слово, что пока он в батарее спиртные напитки употреблять не будет. И тут же зачитал свой рапорт на моё имя, где заявлял, что если он нарушит своё слово, то командир батареи имеет право сделать с ним что угодно, вплоть до расстрела на месте и торжественно передал рапорт мне.

Выступать в ответ я не стал, но предложил сказать несколько слов замполиту. После чего Ермакову вручили обратно его оружие и снаряжение. В целом мероприятие имело успех, три дня бойцы в рот спиртного не брали и я немного перевёл дух, понимая что полностью победу ещё не одержал. Это была только передышка.

Ещё когда перед построением в батарею пришёл Явлинский, я обратил внимание, что он был чем-то расстроен. Причину своего плохого настроения Виктор рассказал за столом. Вчера днём мы наблюдали, как по позициям морских пехотинцев духи открыли огонь из артиллерийских орудий и миномётов.