Надя.

Она сидела на старом чемодане. Рядом лежала, положив голову Наде на колени, какая-то женщина. Надя погладила ее по лбу и что-то шепнула. Я пару секунд просто на нее смотрела, чтобы убедиться в том, что это действительно Надя. Затем подошла ближе и встала рядом с палаткой, но так, чтобы надсмотрщица не заметила.

– Надя?!

Я не могла поверить собственным глазам.

Она подняла голову. Шея у нее была такая тонкая, что казалось, вот-вот сломается.

– Кася, – повторила Надя, и у нее изо рта вырвалось белое облачко.

Как чудесно было слышать свое имя, произнесенное ее голосом.

Надя выставила вперед руку, чтобы я не подошла ближе.

– Только что одну девушку волоком утащили за то, что она просто с нами заговорила. К тому же тут у нас у половины тиф. Так что будь осторожна.

Я подошла на шаг ближе.

Какой счастливый день! Получится ли устроить ее в нашем блоке?

– Давно вы здесь? – тихо, чтобы не услышала надсмотрщица, спросила я.

– Привезли прошлой ночью. Из Аушвица. Говорят, нас переправят в молодежный лагерь. Там есть где поселиться.

– Когда?

– Не знаю. – Надя посмотрела на женщину, которая лежала у нее на коленях. – Нам не дают воды, а я хочу, чтобы она умерла спокойно.

– Пошли со мной. Я смогу тебя спрятать.

– Я не могу ее оставить.

– Кто-нибудь о ней позаботится, не обязательно ты. – Я шагнула еще ближе.

– Ты ее не узнала, да? Это моя мама. Я ни за что ее не оставлю.

Миссис Ватроба. Как их поймали?

– Надя, пойдем со мной.

Я понимала, что не смогу спрятать двоих.

– Мой друг, я знаю, о чем ты думаешь, но я останусь с мамой.

– Что я могу для тебя сделать?

Надсмотрщицы начали загонять женщин в грузовик.

– Ничего не надо. Ты не волнуйся – мы вернемся в Люблин, ты и глазом моргнуть не успеешь. Встретимся с Петриком. Он будет так счастлив тебя увидеть.

Надя по-настоящему улыбнулась и стала похожа на себя прежнюю.

– Он тебя любит, а не меня, – сказала я.

– Знала бы ты, сколько раз он у меня выспрашивал о том, как ты к нему относишься. Кстати, я перед уходом из дома оставила для тебя книжку. В нашем месте. Пятая глава тебе точно понравится.

– Нашего места, может, уже и нет. Но мы вместе проверим, когда вернемся.

– Да.

Надя охнула и прижала кулак к груди. Она не могла оторвать взгляд от моей ноги. Я сменяла нашу зубную пасту на мужские носки разного размера и цвета, и вот теперь один из них сполз у меня с ноги, и Надя увидела покалеченную ногу. Раны уже зажили, но после удаления кости и сухожилий нога усохла, а кожа натянулась и блестела.

У Нади слезы набежали на глаза.

– Кася, господи, что с твоей ногой?

Готова расплакаться из-за моей ноги, в ее-то положении? Вот что значит настоящий друг.

– Потом расскажу. А сейчас попробую вас напоить. У меня припрятана дождевая вода.

Надя снова улыбнулась:

– Кася, ты, как всегда, найдешь выход из любого положения. Мама бы порадовалась.

Нога мешала идти быстро, и к тому времени, когда я принесла воду, надсмотрщицы уже загоняли в грузовик последнюю группу заключенных. Они закрыли заднюю стенку кузова и два раза ударили по нему кулаком. Грузовик поехал по Красивой дороге.

Надя. Даже наша короткая встреча сделала меня сильнее. Что ее ждет в бывшем лагере для молодежи? Я еще не слышала ни о ком, кого переместили туда из Равенсбрюка. И молилась, чтобы все слухи о новом лагере оказались правдой. Хотя я сомневалась в том, что Бог слышит наши молитвы.

Грузовик поехал по Красивой дороге. Я успела увидеть Надю, которая обнимала свою маму, и слезы набежали мне на глаза.

– Надя, мы скоро увидимся! – крикнула я и побежала, насколько позволяла покалеченная нога, за грузовиком.

Надя вытянула шею, улыбнулась и помахала мне рукой.

Грузовик, покачиваясь на ухабах, уезжал по Красивой дороге, красный свет от задних фар растекся в воздухе. Я вытерла слезы. Так ли хорошо в этом новом лагере? Рассказам немцев вообще нельзя было верить. Но что бы они там ни пели, заключенные-датчанки, которые работали в администрации лагеря, шептали, что русские наступают и скоро нас всех освободят. Я тешила себя мыслью, что у Нади с мамой хотя бы будет крыша над головой. Надя была самой сильной из всех, кого я знала.

Начало темнеть, и я поспешила за своей посылкой. Целые стаи крыс размером с кошку перебегали дорогу прямо передо мной. Они совсем перестали бояться людей.

Я получила в окошке посылку и посмотрела на обратный адрес.

Почта Люблина. Люблин. Польша.

Почерк папин.

Я вскрыла посылку, пока шла, громыхая деревянными башмаками, по коридору здания администрации. В посылке снова нашлась катушка с красными нитками. Я могла смотреть на нее до бесконечности. После первой папа прислал еще две. Мне так хотелось, чтобы он смог передать на волю то, что я писала в своих письмах. Меня согревала надежда, что, даже если мы все погибнем до того, как нас освободят, мир узнает о том, что сотворили нацисты, и они понесут наказание. Посылки от папы помогли Зузанне бороться с дизентерией, но она успела подхватить другую заразу, которая кочевала из одного блока в другой. Головная боль, озноб, жар. По шершавым ладоням Зузанны мы обе могли поставить диагноз. Тиф. От этой болезни могла излечить только свобода.

На выходе из здания администрации меня притормозила у своего стола заключенная Брит Кристенсен, высокая, светловолосая, веснушчатая датчанка. До войны я никогда не встречалась с датчанками, а в лагере стала выделять их среди других и прониклась к ним самой искренней симпатией. Они были такими вежливыми и добрыми и вообще вызывали доверие.

– У меня для тебя информация, – сказала Брит вполголоса. – Только быстро. Первое – сегодня один высокопоставленный эсэсовец расспрашивал про твою маму.

– Кто? Что ему нужно?

– Не знаю. Очень высокий.

Леннарт! Он в Равенсбрюке? А мама? Она тоже где-то здесь?

– И еще. – Брит взяла меня за руку и подтянула к себе. – Сегодня будет облава на «кроликов».

У меня от этой новости аж мурашки по всему телу побежали.

– Но сейчас уже вечер. Они что, ночную селекцию решили утроить?

– Бинц вышла на охоту. И Зурен вместе с ней. Надсмотрщицам выдали двойную порцию шнапса.

– Надо прятаться, – пробормотала я.

Получится у меня спрятать Зузанну под блоком или нет? Сможет ли Анис снова спрятать нас и венгерских евреек? Отправят ли больных в тифозный барак?